|
Так, например, когда наши разведчики (это было давно) узнали, что обитатели одной далекой планеты (не буду называть ее), являющиеся, как и мы, телепатами, но гораздо более сильными, готовятся мысленно захватить и уничтожить Марс, и сообщили об этом нашему руководству, наше руководство ужасно разволновалось, схватилось за голову, расплакалось, ушло в отставку и со страху умерло, как и добрая половина всех жителей моей бедной планеты. Готовились умереть и все остальные — а что еще можно делать, если тебя хотят убить? — но как-то обошлось: до нас обитатели той планеты, постоянно занятые телепатическим уничтожением друг друга, не добрались и поныне, и мы, успокоившись, стали продолжать жить и расти — тихо расти до того дня, когда кто-нибудь другой пожелает облагодетельствовать или убить нас.
У землян не так: они защищаются. (Тут нам друг друга не понять никогда.) И, защищаясь, убивают; и, убивая, пользуются все более и более совершенным оружием. Вот этим самым — созданием новых, ужасных, новейших, ужаснейших вооружений — занимался Маршал, то есть не самолично, конечно же, а — курировал и поощрял тех, кто занимался этим. И вот теперь я с изумлением и страхом слышал, что… — …очевидна исключительная роль высотного самолета в смысле внезапности его появления и нападения… Не только самолеты с ракетным двигателем, но и ракетные снаряды, которые обеспечат повышенную точность наведения и дальность поражения… …что тем же делом вовсю занимался и К. И вид у него, когда он об этом говорил, был, как и у всех присутствующих, воинственный. Мне от этого стало очень грустно. Но я вовремя вспомнил, что, когда имеешь дело с людьми, порою нужно не обращать внимания на произносимые ими слова, а вслушиваться в их потаенные мысли и всматриваться в их души; я прислушался к душе К. и с облегчением и радостью убедился, что о вооружениях, так воинственно насупив брови, толковал он для того, чтобы легче было выбить средства (вооружения — это, по-видимому, единственное, на что у землян всегда находятся средства), а на самом деле хотел, конечно же, не убивать, а летать. Но чего же хотел Маршал? Я не знал его так, как уже знал К., и душа его была для меня потемками. Думаю, она и навсегда бы осталась для меня непроницаема, если б не рыжий Ц., который, не вытерпев, слабо забормотал себе под нос: — Ах, все это не важно, не важно… Ракетоплан, который мы строим, позволит человеку вырваться в стратосферу… Я убежден: уже через несколько лет в небе с молниеносной скоростью будут летать ракетные корабли, покрывая огромные расстояния за считанные часы… Но это лишь промежуточный итог… Мы полетим на Марс… К. опять пнул его ногой, но было уже поздно: Маршал обратил на Ц. свой начальственный взор. — На Марс… — сказал он. — На Марс… так-таки через несколько лет?! А?I В ясных глазах его светилось детское, восторженное, обалделое любопытство, которое, впрочем, он тотчас — быстрым движением ресниц — поспешил погасить. — Да, это все очень… гм… Ну, это дело будущего… Товарищи, я бы хотел… (а сам продолжал украдкою ласкать Ц. заинтересованным взглядом) …хотел бы заслушать данные о пороховых… Почему-то люди всегда хотят выглядеть друг перед другом более кровожадными и скучными, чем на самом деле.
18
Палящая жара, от которой герань совсем иссохла; следователь, раскачиваясь на стуле, расстегнув ворот рубашки, обмахивает себя сложенным вдвое тетрадным листком. — Сергей Палыч, давайте-ка мы с вами поступим так: напишите, кто вас вербовал. Просто на клочке бумаги напишите… Протокол составлять не будем, все останется между нами… Директор института Клейменов вербовал вас? И вас, и вашего приятеля Глушко, и Лангемака? Ведь так? — Никто меня никуда не вербовал. |
