— А работать мне — с кем прикажете? — угрюмо и без того почтения, с каким, я знал, подчиненный землянин обязан обращаться к вышестоящему, возразил К. — Мои ГИРДовские все с полуслова понимают — так их мало… А которые есть — те уже с ног валятся, работают по две, по три смены… А те, кого вы с улицы набирали, Иван Терентьевич, — они… Простите, но они даже чертежи читать не умеют.

К-в, по-моему, очень обиделся: от обиды он заговорил вдруг на каком-то чудном языке, мало похожем на тот, которому меня обучали в марсианской разведшколе и каким нормальные земляне обычно не разговаривали друг с другом, а прибегали к нему лишь на загадочных и доселе непостижимых для нас «собраниях» или «митингах».

— С улицы?! Это вы о бывших работниках суконной мануфактуры?! Рабочий класс мануфактур — оплот революции! Это вы не умеете работать в гуще народных масс!

К. вообще-то владел этим странным языком — ну да, на «собраниях», — ничуть не хуже остальных. Но сейчас он не захотел говорить на нем.

— Черт, да нет никакой такой «гущи»…

— Что?!

— …а есть кучка лентяев, раздраженных тем, что секретность мешает им делать левые дела и воровать.

— Что-о?!

А К. знай себе бурчал о своем (мне не очень-то понятном) — тихо, злобно, упрямо, набычившись, не поднимая головы (и точно так же — через стол, как через зеркало, — набычившись, глядел на него К-в):

— План работ систематически не выполняется… Нет элементарного порядка в заказах на работы, распределения их по рабочим местам, контроля за… Поставить бы сюда людей, которые умеют хозяйничать, а ваших гнать к чертовой…

И тут от гнева шея К-ва стала красной, а лицо белым, и он закричал…

Закончилось все это тем, что К. понизили в должности;  а его должность  занял другой человек — Л., которому К-в более-менее благоволил, ибо тот, в отличие от не нюхавшего военного пороху К., был. как и сам К-в, кадровым офицером.

Суть происходящего была ясна даже марсианину: чтобы полюбить подчиненного, превосходящего его умом, начальник должен сам быть очень умен… умнее, чем подчиненный… так что получается парадокс, из которого следует единственный вывод: начальник никогда не полюбит подчиненного, который умнее. Существует ли способ из этой безвыходной ситуации выкрутиться? Оказывается, да: подчиненный должен старательно скрывать свой ум (замечу, забегая вперед, что Л., интеллигентному, ироничному, изящному Л., подобный фокус удавался; но и это не спасло его от гибели). Да еще эта проклятая схожесть характеров — как два равноименных заряда, что неизбежно отталкиваются друг от друга…

Навряд ли К. не понимал всего этого. Но он не хотел смириться. (О, ему, конечно, не нужна была любовь начальника, ему лишь требовалось, чтобы начальник ему не мешал, чтобы предоставил ему свободу — но свободу другому может дать лишь по-настоящему любящий человек.) В несмирении своем он прибегал даже к методам, которые мне казались не вполне благородными; с другой стороны, что еще ему оставалось делать? Вряд ли во Вселенной найдется хоть одно мыслящее — да просто живое! — существо, которому не случалось прибегать к защите и покровительству сильных.

— …Я, конечно, постараюсь помочь, сделаю все от меня зависящее, но… — Красивое лицо Маршала исказилось гримасой. — Зря вы так резко о нем… Герой Гражданской… Я знаю его как порядочного человека…

— Нам-то проку от его геройства? Он загубит институт.