Маевен тоже выдавила из себя улыбку, и кондуктор отправился дальше. Ее снова затрясло от неловкости. Это из-за тети Лисс. Мама, конечно же, лишь небрежно поцеловала бы дочку и помахала ей рукой на прощание, но тетя Лисс, будучи наиболее практичной из сестер, подошла к кондуктору поезда, взяла его за лацканы и долго громко объясняла, что ей нужно.

– Это моя племянница, которая впервые в жизни едет на поезде. Причем до самого Кернсбурга, к отцу! И мне очень не хотелось бы думать, что девочка отправилась в такую дальнюю дорогу, не имея никого, кто бы за ней приглядел. Не могли бы вы время от времени смотреть, все ли у нее в порядке? Могу я поручить ее вашей чуткой опеке?

И вот так она распиналась еще добрых пять минут, а Маевен мечтала очутиться где угодно, лишь бы подальше отсюда, и безнадежно надеялась, что четверо других пассажиров в купе окажутся глухими. Ведь ей не десять лет, а почти четырнадцать!

Хуже всего во всем этом было то, что кондуктор оказался довольно молод и хорош собой. Конечно же, он решил, что Маевен не больше десяти. К несчастью, она была слишком мала ростом для своих лет. Служащий серьезно выслушал тетю Лисс и, когда та умолкла, снял фуражку, продемонстрировав красивые светло-русые вьющиеся волосы, и немного наклонил голову.

– Госпожа, благодарю за доверие. Вы можете со спокойной душой оставить вашу племянницу на мое попечение.

Вспоминая сейчас эту сцену, Маевен снова и снова спрашивала себя, не посмеялся ли кондуктор над тетей Лисс. Нет, похоже, тот был совершенно серьезен, так что девочка провела всю дорогу от Аденмаута до Крединдейла, стараясь спрятать пылающее лицо и поеживаясь от неловкости.

А ведь Маевен обычно ладила с тетей куда лучше, чем с мамой. Тетя Лисс была заботливой. Мама обычно закрывалась в своей студии, где делала странные громоздкие статуи, оставаясь слепой и глухой ко всему, что творилось на свете. Именно тетя внимательно следила, чтобы девочка была сыта и одета и, что важнее для Маевен, чтобы у нее была лошадь для верховых прогулок. Тетя Лисс зарабатывала себе на жизнь тем, что сдавала лошадей в прокат, – у нее была своя конюшня. Когда мама продавала статую, она получала большие деньги, но это бывало так…

– Далеко ли вы едете, юная леди? – спросил пассажир, сидевший напротив, заставив девочку подпрыгнуть от неожиданности.

Он, должно быть, сел в поезд в Тропе Орила. Маевен посмотрела на него, пытаясь вспомнить лицо. Ох, наверное, она спала, когда тот вошел, потому что была уверена, что не видела его прежде. Незнакомец был одним из тех очень часто встречающихся стариков, которые, когда садятся, обретают грушевидную форму. Его широкое пухлое лицо окаймляли седые вьющиеся пряди. Маевен не была уверена, что ей нравится то, как его глаза прячутся под полуопущенными жирными веками – это придавало ему хитрый и даже немного жестокий вид, – но его вопрос звучал вежливо и совершенно нормально, и она решила, что ей следует ответить.

– До Кернсбурга.

– Неужели? А откуда же вы выехали?

– Из Аденмаута.

– С самого дальнего севера, – сказал старик, – через полстраны в Золотой город короля Хэрна. Это знаменательная поездка, дитя. Когда-то существовал Королевский путь, ведущий к короне Дейлмарка. – Он как-то неестественно, одышливо захихикал. – И что же привело тебя на Путь Бессмертных?

«Глупости какие! – подумала Маевен. – Из Аденмаута в Кернсбург и обратно ежедневно ездит множество народу – дорога как дорога».

– Я еду навестить отца. – Вплоть до этого мгновения девочка втайне надеялась, что поездка будет самым главным приключением в ее жизни, но из-за этого старика она внезапно сделалась обычной и скучной.