Она почувствовала себя так, будто ей пять лет. Впрочем, ее замешательство было вызвано не только этим. Маевен внезапно осознала, что понятия не имеет, в какое время ее занесло. Смутно девочка все же догадывалась, что ее швырнули на место этой женщины (как ее звали? Ах да, Норет), когда та находилась где-то на полпути к Кернсбургу. Но, судя по словам этого человека, она, скорее всего, угодила в самое начало поездки Норет с Севера. И это еще сильнее встревожило ее – вдобавок ко всем остальным бедам. Впрочем, среди множества неприятных мыслей выделялась одна: если Канкредин так быстро добрался до Норет, то много ли времени потребуется ему, чтобы разделаться с ней? А рядом с этой мыслью мелькала вторая, несколько более обыденная, но все же тревожная. Этот дядька на прекрасной кобыле не может стать герцогом Кернсбургским раньше, чем через несколько лет после воцарения Амила Великого. Если она теперь Норет и только-только отправилась в поездку, то Амил Великий в это время где-то в Дейлмарке и, возможно, даже не догадывается, что ему предстоит стать королем. Значит, этот тип пока что никак не мог быть герцогом Кернсбургским. И она понятия не имела, как его называть. Но по крайней мере, ей уже известно, что младшего зовут Миттом.
Она слегка улыбнулась Митту и попыталась величественно кивнуть его старшему спутнику. Тот ответил исполненным иронии поклоном и, приподняв одну бровь, взглянул на Венда. Ну да, как же иначе: он из тех, кто умеет шевелить одной бровью так, чтобы вторая оставалась совершенно неподвижной.
– Меня зовут Венд, – кротко ответил юноша, – и я тоже сопровождаю леди.
– Что ж, что ж… выходит, нас трое, – промолвил будущий герцог. – И сколько еще народу мы ожидаем?
Маевен не могла ничего ответить, так как, естественно, имела обо всем происходящем весьма смутное представление. И кто знает, чего от нее здесь ждут? Девочка просто сидела на присвоенной лошади и надеялась, что у Венда хватит порядочности хотя бы намекнуть ей.
Но Венд молчал. Все ждали. Застоявшиеся лошади волновались, а розовый свет зари тем временем сменился утренней серостью. Туман хоть и начал рассеиваться, но все еще оставался слишком густым, чтобы можно было рассмотреть детали пейзажа, которые бы подсказали Маевен, где они находятся. Она начала ощущать себя полной дурой. Наверно, так должны чувствовать себя хозяева, к которым не пришел ни один из ожидавшихся гостей.
Будущий герцог Кернсбургский, очевидно, думал о том же.
– Что-то многолюдных толп ваших последователей пока не видно, – заметил он.
Похоже, что Митта эти слова изрядно встревожили.
– Навис! – протестующе воскликнул он.
«Навис! – с великим облегчением повторила про себя Маевен. – А может быть, я должна называть его „ваше сиятельство“? Нет, это глупо».
– Предлагаю подождать, пока не станет совсем светло, а потом, что бы там ни было, трогаться в путь, – сказал Навис.
Это прозвучало скорее как решение, нежели предложение, будто Навис руководил всей экспедицией. Однако Маевен испытала благодарность за то, что хоть кто-то принял решение.
– Да, – ответила она, – правильно.
Это были первые слова, которые девочка произнесла в присутствии Нависа и Митта. Она заметила, что последний с озадаченным видом взглянул на нее, как будто ее голос, или акцент, или что-то еще оказалось не таким, каким он ожидал, и с негодованием посмотрела на Венда. Маевен была настолько сердита, что, пожалуй, могла бы треснуть по его такому безмятежному, серьезному и красивому лицу. Он обманом втянул ее в это дело, а теперь даже не хочет ничем помочь! Если кто-нибудь из этой пары поймет, что она не Норет, виноват в этом будет только он. Значит, так ему и надо!
К счастью, – похоже, что на самом деле к счастью, – Митт отвлекся: послышалось чье-то приближение, вернее, стук и негромкий гул, доносившийся снизу, из расступавшегося прямо на глазах тумана. |