Не то, чтобы мне было до всего этого особенно большое дело. Если бы я выбирал любовницу надолго, то уж точно не из девственниц: они ломаются, визжат, хнычут и ничего толком не умеют. Девственницы — это забава на разок, когда есть настроение объезжать норовистых, в узду и шпорами, чтобы не брыкались! А самые лучшие любовницы, которых можно терпеть какое-то время — это девки, что ни говори.

Девки и еще, пожалуй, шустрые замужние дамочки, которые от девок недалеко ушли, вроде этой Шарлотты. С ними можно не тратить времени на ерунду, вроде болтовни ни о чем. Но жену, по традиции, освященной веками, нужно взять непременно девственницей, а потом всю жизнь смотреть на ее постылую физиономию и как-то ухитряться выбирать свободные ночи, чтобы делать наследников престола. Короче, дамы и господа, это скучища смертная, просто то самое ярмо, которое бедный принц вынужден терпеть на своей шее ради заботы о престолонаследии и блага отечества, зараза!

И весь ближайший месяц старый идиот Оливер, любимчик отца и якобы дальновидный политик, замучился блеять, какое это важное дело — забота о престолонаследии. Благие небеса! Если бы отец всегда его слушал — меня бы окрутили еще в детстве! Просто повезло: они решили-таки, что надо дождаться, пока вырастет эта Жанна, моя нареченная во Господе… Ах, наконец-то! Да неужели же она все-таки выросла?! Просто поверить не могу, обгадиться и не жить, как я счастлив!

А Оливеру я так и сказал: "Дорогой герцог, если вас так уж интересуют мои постельные дела, то у меня уже человек пять детей! Можете отгадать, от кого из наших столичных дам!" У него, конечно, хватило ума устыдиться и поклониться — но он еще имел наглость бормотать что-то о падении нравов. Разумеется! Забота о престолонаследии! Нет уж, дамы и господа! Если уж говорить начистоту, когда на упомянутом престоле сижу не я — мне глубоко плевать, кто! По самому большому счету тут все просто: или я, или чья-то посторонняя задница.

Отца я, разумеется, не считаю. Я — верный вассал… Но, если взглянуть с другой стороны: его заставили делать детей уже пятнадцати лет от роду, и это дало некие плоды. Я и пара моих братцев-оболдуев уже выросли и ждем неизвестно чего, а отцу еще нет сорока. Да он просто из железа кован, не человек, а рыцарский меч! Он и десять лет еще прожить может, и двадцать, и двадцать пять, и тридцать, если будет Господня милость — а я все это время буду стариться рядом, преданно заглядывать ему в глаза и чувствовать себя девой-неудачницей… Ну уж нет, я нелепых ошибок не повторяю и дурным примерам не следую.

Дети, знаете ли, детям рознь. Не все же такие почтительные и верные, как я, или такие блаженные идиотики, как Эмиль! Бывают на белом свете такие дети — как их только милость Божия терпит! — которые устраивают заговоры, нанимают убийц и ни с каким сыновним долгом не считаются. Нет уж, нам этого не надо. Я бы вообще лучше женился совсем старый, тогда дети будут маленькими до упора. Пятилетний младенец не станет плести интриги против родного отца.

Этими здравыми мыслями я, натурально, ни с кем не делился. Вся светская челядь, которая крутится вокруг трона — законченные подлецы, им ничего не стоит выдумать для твоих слов какой-нибудь потайной смысл и донести. А отец… он мудр, конечно, но крутоват и слишком много слушает сволочей из Малого Совета. Упомянутые же сволочи… стоит только посмотреть в бесстыжие глаза дядюшки Генриха, или дядюшки Томаса, или двоюродного братца Эдгара — и сразу понятно, о чем они думают.