— Деньги? Злато эльфов поутру — уголь черный ввечеру, — ответил гоблин. — Они — то есть, мы — уже получаем настоящие деньги. Все, чего я хочу, — чтобы гоблины оставались гоблинами. Уважаемыми гоблинами. С положением в обществе.

Чтобы нами не помыкали вы или кто-то еще. — Он бросил взгляд на Душистого Горошка, который внезапно шагнул в сторону королевы.

— Я не верю тебе, — сказала королева.

— Сама себе могилу роешь, королева, — заявил гоблин. — Не веришь мне — ступай к воротам. Теперь будет нетрудно, когда старой ведьмы нет. Сама все увидишь. Мир меняется.

Меняется, да, подумала королева. Она чувствовала мимолетную дрожь под ногами, но не знала, в чем дело. Значит, старая ведьма ушла. Теперь, когда некому ее остановить, можно снова великолепно развлечься… Ее лицо вытянулось. Стружка.

Нельзя забывать про это железо. — Свяжите ему руки, — приказала она стражникам. — Я хочу узнать, правду ли он говорит. Повезем его с собой. Если он солгал, — она улыбнулась, — я вырву ему язык.

На следующее утро в уединении домика Матушки Ветровоск — вернее, теперь уже ее домика, — Тиффани проснулась спозаранку с ощущением, что мир изменился.

Ты смотрела на нее коршуном.

Она вздохнула. День обещал быть напряженным. Она бывала во многих домах, где погостил Смерть, и всякий раз хозяйка, если она там была, начищала все, что можно было начистить до блеска, и отмывала все, что только можно было отмыть.

Итак, вооружившись тряпками и мылом, Тиффани принялась драить все, что и так было кристально чисто. Это была своего рода безмолвная мантра: пусть весь мир летит в тартарары, зато каминная решетка блистает и готова к разведению огня.

Ты следовала за ней, как тень. Интересно, знают ли кошки о смерти? А как насчет ведьминских кошек? Особенно если это кошка Матушки Ветровоск… Тиффани отбросила эту мысль и принялась за кухню. Вскоре та засияла. Пусть чистота и так была немыслимой, но алгебра скорби требует устранения любых следов смерти; и никаких исключений: очистить надо абсолютно все.

Когда на кухне не осталось ни одного предмета, от сверкания которого нельзя было бы ослепнуть, Тиффани поднялась наверх. Щеткой и тряпками, до кровавых мозолей Тиффани скребла и натирала, пока результат не показался ей приемлемым.

Но и это был не конец: оставался еще небольшой платяной шкаф, в котором хранились несколько видавших виды платьев и плащ Матушки Ветровоск. Черные, разумеется. На дальней полке лежала накидка Зефирное Море, подаренная Матушке самой Тиффани. Совершенно не ношеная, она, похоже, хранилась как своего рода реликвия. У Тиффани защипало в носу.

У кровати стояли ботинки Матушки Ветровоск. Хорошие, добротные ботинки, а Матушка не любила зазря разбрасываться хорошими вещами. Но… действительно носить их? Она поняла, что идти по стопам Матушки Ветровоск и без того чересчур тяжело. Она сглотнула. Что ж, придется подыскать ботинкам нового владельца. А пока же она одним пальцем затолкала их подальше под кровать.

Затем пришла очередь огорода и, в первую очередь, трав. Тиффани отыскала на кухне пару толстых рукавиц, — не следовало соваться к травам Матушки Ветровоск, если они с вами не знакомы. Матушка то и дело добывала, выменивала и получала в дар всевозможные травы; так появились на ее грядке вьющийся шпинат, сомнительная слива, джинни-пустоходка, крутоверть, воображариум, в-воду-прыг, Джек-спи-не-просыпайся, оп-ля и стариковский корень. У клумбы со сладкой лестью и луноцветом пышно расцветала девичья дрема.