— И что потом? — снова прервал его Корбетт.

— А потом ничего, — ответил перевозчик. — Управляющий пропал в темноте, я привязал лодку и пошел спать в хижину.

— И это все?

— Все, — твердо ответил тот и, схватившись за весла, начал грести к далекому берегу.

Корбетт тяжело оперся на корму и, чтобы отвлечься от качки, сосредоточился на только что услышанном. Наконец они пристали к берегу, и перевозчик объяснил Корбетту, где в соседнем городке Инверкейтинге можно нанять коня. Это оказалось недешевым удовольствием, к тому же конь был подкованный гаррон, ростом не выше мула, и Корбетт, ноги которого едва не волочились по земле, решил, что выглядит он в седле довольно нелепо. Тем не менее лошадка шла уверенно. И это не могло не радовать, особенно когда начался подъем на высящиеся над головой утесы. Добравшись до верха, он огляделся и понял, почему король Александр выбрал именно эту дорогу: море по правую руку служило надежным провожатым, указывая путь вдоль берега. Это было гораздо вернее, чем двигаться в глубь суши, рискуя заблудиться среди диких верещатников, которые тянутся по плоскогорью до самого горизонта. В темную, бурную ночь заплутать там ничего не стоило. Корбетт глянул на небо, решил, что перевалило за полдень, и предоставил лошадке самой выбирать дорогу, однако старался держаться подальше от края обрыва. Он миновал городок Эбердоур, после которого тропа снова стала забирать кверху, и Корбетт понял, что приближается к мысу Кингорн, тому самому месту, где погиб король. Солнце пригревало, но сильный ветер дул в лицо, море грохотало внизу, и Корбетт задавался вопросом, что могло привести здравомыслящего человека на столь опасную дорогу глухой ночью да еще и в бурю.

Наконец он достиг вершины. Тропа по верху утеса была совсем узкой: по одну сторону — крутой обрыв, по другую — заросли низких колючих кустов. Корбетт спешился, стреножил пони и огляделся: тропа, проторенная в глинистом сланце, поднималась на вершину, откуда внезапно обрывалась вниз, где Корбетт смутно различил величественное укрепленное поместье. Здесь лошадь запросто могла поскользнуться и сбросить всадника прямо на черные камни, хищно скалящиеся из омываемого морем серебристого песка. Корбетт стал на колени и, припав к земле, по-собачьи подполз к обрыву. Он ощупал уступ, почувствовав под пальцами стебли грубой травы, растущей на скалистом краю. Крепкие, жесткие пучки ее исступленно цеплялись за жизнь. За исключением одного, корень которого был наполовину выдран из земли, а на стеблях остался обрывок веревки, завязанной узлом. Корбетт отполз от края, поднялся и направился к колючим кустам. Там прежде него уже побывали — все еще были видны сломанные и пригнутые ветки возле места, где некто сидел на корточках. Однако Корбетт понимал, что этот след мог оставить любой человек, привлеченный любопытством на место гибели короля, а той веревкой, возможно, поднимали тело Александра с берега.

Вполне удовлетворенный осмотром, Корбетт растреножил лошадь, уселся в седло и осторожно спустился по обрывистой тропе, ведущей к Кингорну. Монахи называли его крепостью, перевозчик — дворцом. На самом же деле то было укрепленное поместье — двухэтажное каменное здание с башней, окруженное деревянными пристройками и защищенное высокой длинной стеной и глубоким рвом. Корбетт подъехал к главным воротам и немедленно получил предупреждение в виде арбалетной стрелы, воткнувшейся в землю прямо перед ним: ни шагу дальше.