Спустя час «Святой Андрей», завершив погрузку, развернулся и вышел в Ферт. Голова у Корбетта уже не болела, зато теперь замутило от качки, а корабль, перекатываясь по волнам, раскачивался все сильнее, и дурнота все усиливалась. Селькирк преспокойно сидел и наслаждался мучениями англичанина.

— Знаете, мастер Корбетт, — проговорил он, веселясь, — коль уж вам так нехорошо, нам, пожалуй, лучше выйти на палубу. Здесь блевать нельзя, это огорчит нашего хозяина. Кроме того, ему понадобятся ваши указания.

Корбетт, проклиная все на свете, поплелся за Селькирком вверх по трапу и вышел на палубу. Большой парус, теперь развернутый, надулся на сильном ветру, и корабль шел галсами в виду далекой береговой линии. Здесь Ферт оказался гораздо шире, чем у Дэлмени, и не будь день столь ясным, Корбетт вполне мог бы подумать, что они уже в открытом море. Капитан развернул карту, грубо начерченную на жестком буром пергаменте, и, тыкая коротким толстым пальцем в линию берега, объяснил на своем гортанном наречье, где тут Файф, где усадьба Кингорн и где место, куда французы могут пристать, чтобы принять на борт пассажиров.

— О чем он говорит? — спросил Корбетт.

Селькирк пожал плечами.

— В Кингорне причала нет, но по берегу расположено несколько рыбачьих деревень и бухты, где королева Иоланда может дожидаться корабля. Нам остается только двигаться вдоль берега и высматривать этот самый корабль. — Селькирк глянул на темнеющее небо. — Скоро совсем стемнеет, — заметил он, — и мы ничего не сможем увидеть. Капитан собирается подойти ближе к берегу на рассвете и двигаться вдоль него до самого моря. Это наша единственная надежда.

Селькирк, прежде чем они с Корбеттом вернулись в каюту, некоторое время переговаривался с капитаном на языке, который, как он объяснил позже, оказался гэльским, языком островов.

Наступившая ночь была, вероятно, самой бедственной в жизни Корбетта. Капитан угостил его миской холодного тушеного мяса, которое он смог проглотить, только запивая вином. Селькирк дал ему плащ, сказав, мол, господин чиновник, устраивайтесь поудобней. Корбетт спал урывками, и уже дважды ему пришлось вылезать на палубу, чтобы извергнуть в море свой ужин под насмешливый свист вахтенного. В конце концов он решил остаться наверху, прислонился к борту и смотрел, как занимается день. Капитан сдержал слово. Корабль приблизился к берегу сразу после восхода и двинулся вдоль него на юго-восток. Все оказалось куда проще, чем думал Корбетт. Команда окликнула рыбацкий ялик, с которого сообщили, что накануне ими был замечен французский корабль, вошедший в Ферт. После этого сообщения оставалось только взять ветер, и матросы лазали вверх и вниз по снастям, приспосабливая парус так, чтобы он мог поймать любое дуновение или порыв, а дозорные уже стояли высоко на мачте.

На судне все шло обычным однообразным порядком, пока крики впередсмотрящих не вызвали Селькирка и капитана на палубу. «Святой Андрей» продвигался вдоль мыса в маленькую бухту, где уже поднимала паруса большая двухмачтовая галера.

— Что будем делать? — спросил Корбетт.

— Задержим их! — коротко ответил Селькирк.

Он приказал капитану поднять на корме королевский штандарт, чтобы французы не приняли их за пиратов, а «Святого Андрея» вести борт о борт с галерой. Селькирк, стоя на баке, окликнул галеру по-шотландски и по-французски. Поначалу в ответ раздались крики и свист, и Корбетт подумал, что галера откажется остановиться и продолжит свой быстрый бег в открытое море. Он стал рядом с Селькирком и увидел, что люди на французском корабле снуют туда-сюда по палубе.