Приор покачал головой.

— Так вот, — продолжал Корбетт, — она была прекрасна. Женское лицо, смуглое и таинственное, с длинными, развевающимися черными волосами. Художник сотворил этот образ из мелких разноцветных камешков, но некоторые из них выпали. Я целый день раскладывал их по местам, глядя, как это лицо, которому уже сотни лет, оживает. — Он вздохнул. — Однако живопись и ваяние вас не очень интересуют. Травы, снадобья и яды — вот что занимает вас, не так ли? — Землистое лицо приора вспыхнуло. — Прошу прощения, отче, — усмехнулся Корбетт. — Если я смутил вас, то сделал это сознательно. Я вроде того художника, мозаичиста, раскладываю камешки по своим местам, и мне нужна ваша помощь. Скажите, существует ли такая трава, которая заставляет человека видеть сны наяву и в то же время обостряет его память? — И он обрисовал приору то, что пережил в Эттрикском лесу в деревне пиктов.

Приор выслушал его с серьезным лицом.

— Есть такие растения, — был его ответ. — Иные из них, коль скоро их растолочь, сделать вытяжку и оную дать человеку, могут одурманить его рассудок и вызвать видения в его душе. Таковые суть — белладонна, пурпурная наперстянка, но превыше всех цветы Гекаты — царицы ночи, черная чемерица. Масляная вытяжка горького миндаля или даже разжеванные лавровые листья, они тоже могут возбудить душу и вернуть забытые воспоминания. — Он остро посмотрел на Корбетта, его усталые, умные глаза впились в лицо англичанина. — Но вы упомянули яды, Хью, — спокойно продолжил он, — а все эти растения, мною перечисленные, способны убить человека, задуть в нем жизнь, как сквозняк задувает свечу.

Корбетт подался вперед и описал то, что видел. Приор дотошно расспрашивал его, и Корбетт отвечал настолько подробно, насколько мог. Приор помолчал, размышляя, и затем высказал свое заключение. Корбетт медленно улыбнулся, последний камешек лег на свое место, картина вполне завершилась, и перед его внутренним взглядом предстало лицо того, кто убил и Сетона, и Эрселдуна, и молодого воина, спутника Корбетта, и лодочника, но главное — убил помазанника Божьего, короля Шотландии Александра III. Корбетт попросил приора еще об одном, последнем, одолжении, необходимом для дела. Монах согласился и тихо выскользнул из комнаты.

XVII

На другой день Корбетт присутствовал на утренней службе. Он стоял на коленях и смотрел, как священник предлагает белое тело Христово, высоко подняв дискос и потир, прося Агнца Божия развязать грехи мира сего. Корбетт принял причастие, желая приобщиться силе его, ибо сегодня ему предстояла битва — битва со злом. После службы он послал последнего из своих гонцов на юг с устным сообщением, которое тот должен был передать только лорд-канцлеру Англии Роберту Бернеллу, епископу Бата и Уэльса, и никому иному. Канцлер — в этом Корбетт не сомневался — находится в аббатстве Тайнмут. Если же его еще нет там, гонец должен дождаться его приезда. Потом Корбетт дал некоторые указания приору, а также воинам Селькирка, все еще державшим стражу у ворот аббатства, и вернулся в свою маленькую келью.

Незадолго до наступления полудня послышались голоса и стук кожаных сапог по мощенному камнем двору. Затем постучали в дверь, и вошел Бенстед; приветливо улыбаясь, он похлопал Корбетта по плечу и оглядел унылую келью.

— Итак, — заговорил Бенстед, севши и устроившись поудобней, — вы хотели меня видеть?

Корбетт кивнул:

— Да. Я выяснил, кто и как убил короля Александра III. Но не узнал — зачем.

Впервые Корбетт увидел на лице Бенстеда настоящий страх.