Последние слова Севрюгина произнес, однако, с оттенком некоторой робости. Мысль о том, что он принял в своем доме ревизора от комиссариата да ещё так неосторожно открыл перед ним двери своей коммерческой кухни, заставила его струхнуть. Но испугался и Александр. Безусловно, он мог сейчас же открыться, вызвать в дом Севрюгина командира полка, заявить ему, что он - император Александр и требует немедленно арестовать уличенных в казнокрадстве офицеров, но тогда ему пришлось бы распрощаться с мыслью оставить мир, да к тому же история с переодеванием, преданная огласке, навек скомпрометировала бы его в глазах всего народа.

- Нет, нет, я не ревизор, заверяю вас, - сбивчиво и даже как бы прося прощения, заговорил Александр. - Если желаете взглянуть на мой отпускной билет, где прописаны мои звание и имя, то пожалуйста...

И тут Севрюгин, сам трусливый по натуре, но становящийся грозынм и даже величественным, когда видел робость других, сурово сдвинув брови, заговорил сквозь зубы:

- Ну, а коли так, господин капитан, то знайте, что словами своими вы оскорбили не только честь присутствующих здесь господ офицеров, но и достоинство славного третьего Украинского уланского полка. "Воры, казнокрады!" - сие никуда не годистя! Ежели вы не возьмете свои слвоа назад и во всеуслышание в самых вежливых тонах не выразите своего сожаления за сказанное и не попросите у нас прощения, то каждый... заметьте, каждый из присутствующих будет вправе бросить вам свой вызов. Итак, мы ждем!

Еще недавно сконфуженные, а теперь осмолевшие командиры эскадронов, наперебой принялись бросать фразы:

- Да, вы монстрюозно поступили, капитан! Сие смывается только кровью!

- Не позволим честь нашу марать! Мы вас радушно, как гостя, приняли, а вы нас оскорбили! Не позволим!

- Только извинения, иначе - сабли или пистолеты. Решайте!

Александр смотрел своими голубыми глазами то на одного, то на другого, а в голове, точно сноп искр, сверкали вспыхивающие одна за другой мысли: "Попросить прощенья? Драться? Но ведь я только по отпускному билету капитан, а на самом деле - помазанник! Как мне с ними драться? Но тогда придется извиняться, ведь я их и впрямь обидел!" Но в друг одна яркая, точно вспышка зажженного пороха, мысль скрыла своим сиянием все другие мысли: "Это - офицеры м о е й армии, они - защитники России, и не имеют права быть ворами, казнокрадами! Не имеют!"

- Господа, - со спокойной улыбкой принявшего решение человека сказал Александр, - я, безусловно, был резок в выражениях, но отказаться от них не имею права, ибо они отражают суть того, что вы чинили. Таково мое последнее слово.

Севрюгин хмыкнул. Ему сильно не хотелось драться с каким-то проезжим капитаном.

- Как мне мнится, ваш теперешний тон можно принять за тон вполне извинительный, не так ли?

- Нет, господин штабс-ротмистр, я перед вам не извиняюсь и слова свои назад не забираю! Вы не имели права грабить полковую казну. Ежели вам угодно драться, то я принимаю ваш вызов.

Севрюгин снова озадаченно хмыкнул:

- Полагаю, да и все полагают тоже, что вы сделали мне формальный вызов, а не я вам. Вдобавок ко всему, я являюсь оскорбленной стороной, а посему я вправе выбрать и оружие. Или я, господа, не прав

Вопрос, обращенный к офицерам, был встречен единодушным одобрением, и Севрюгин, потеребив свой бакенбард, раздумчиво сказал:

- Что ж, господин капитан, коль извиняться вы были не намерены, то мы будем драться, на саблях драться.