Каковой, собственно, он и являлся.

Эдвина могла бы гордиться очень многим, однако все ее многочисленные познания ни капельки не могли помочь в том, чтобы решить, какой же именно травяной чаек заварить и выпить сейчас.

Если бы она заварила себе чашечку лечебного напитка, в состав которого входили бы все до одного лекарственные травки, потребные для излечения мучавших ее хворей, то в чайнике не осталось бы места для кипятка. Эдвина пожала плечами, закрыла дверцу чайного шкафчика и перешла к шкафчику со спиртными напитками, встроенному в стену по другую сторону от камина. Спору нет, гинкго билоба — прекрасное средство от ежедневных головных болей, но когда речь заходит о собственных детях, ничто не сравнится с порцией солодового скотча.

«Пшеница — это, между прочим, растение, — уговаривала себя Эдвина, — значит, и солод — это растительное сырье». Что же до торфа, который был на каком-то этапе вовлечен в процесс изготовления солода, то уж если бы кто отказался с помощью торфа стать ближе к матушке-земле, так тому осталось бы только встать на четвереньки и оную матушку лизнуть. Рассуждая примерно в таком духе, Эдвина поглотила первую порцию скотча и налила себе вторую, не отходя от шкафчика-бара и сохраняя такое свирепое выражение лица, что, пожалуй, сейчас на нее не рискнул бы наброситься самый злобный дикий хищник.

Правду сказать, теперь по обширным просторам Поукипси бегало без привязи не так уж много диких хищников (но это, конечно, если судить только внешнему виду, а вот ежели бы судить не по нему, тогда кое-кого из тех, кто разгуливал по бюрократическим саваннам близлежащего колледжа Васар, можно было бы вполне отнести к разряду... о, но это, безусловно, было исключительно личное мнение...). Дом-палаццо Эдвины Богги стоял в гордом и прекрасном одиночестве на берегу величественной реки Гудзон в том месте, откуда открывался зашибенный вид на один из самых прекрасных уголков природы всего Восточного побережья. Задний двор поместья Эдвины служил прибежищем для многочисленных семейств белок, бурундуков, енотов, опоссумов, оленей и время от времени наведывавшихся сюда лисиц. Своим считали поместье Эдвины и обитавшие здесь в немыслимом ассортименте птицы, но единственным представителем рода пернатых, которому позволено было преодолеть дубовые дверцы с витражами от «Тиффани» и поселиться в дальнем правом углу шкафчика-бара, была запыленная бутылка «Дикого индюка».

Эдвина прикончила вторую порцию скотча и подумала, не хлопнуть ли третью. Как правило, она помногу не пила, но бывали случаи, которые склоняли ее к этому и заводили, так сказать, алкоголический моторчик.

— Пф-ф-ф, — высказалась Эдвина, сжимая в руке пустой стакан с толстым дном. — Кто в доме хозяин, а?

Ответ на этот вопрос ей был прекрасно известен, и в подтверждение этого она с грохотом водрузила стакан на полку шкафчика. Расправив плечи, Эдвина закрыла дверцу бара, вернулась к чайному шкафчику и заварила себе полный чайничек смеси женьшеня с имбирем. Из-за сегодняшних переживаний у нее разболелся живот, и эта боль требовала применения имбиря, но для того, чтобы покончить с причиной всех физических и нервных болячек, которые разом навалились на Эдвину, ей нужна была бодрящая энергия женьшеня.

«С причинами». Вот как надо было сказать. Вот-вот — во множественном числе.

Эдвина удобно устроилась на диване и, прихлебывая чай, устремила взгляд на семейную фотографию в рамочке, стоящую на маленьком столике рядом с диваном. Из всех попыток Эдвины окружить себя идеалами американской домашней гармонии только эта фотография и оправдала себя.