— Ну, тогда и не переживай так сильно. Тебя не унизили, можно считать. Твоя сестрица привязана к этому медведю, поэтому и было логично поместить внутри него подслушивающее устройство. У тебя же, с другой стороны, нет ничего такого, что ты носишь при себе постоянно, поэтому Эдвина просто-напросто разбросала по всей твоей жизни десятки «жучков». С того момента, когда ты начал свои странствия, следить за тобой с их помощью было бы сложно, поэтому она назначила ответственным меня.

— А ты, скотина, втерся ко мне в доверие. Очень круто, Амми, просто блеск. За одно только это тебя нужно спустить в канализацию.

— Ну ладно тебе, Дов. Ты так не думаешь, — с укором проговорил маленький амулет. — Признаюсь, поначалу все это для меня было только работой, но чем дольше я с тобой путешествовал, тем больше узнавал тебя и тем больше к тебе привязывался. Я знаю: я всего лишь побрякушка, и я не должен ни к чему и ни к кому испытывать чувства, но когда дело доходит до тебя, то я их испытываю, эти чувства.

— Молодец. Складно излагаешь. Если бы у меня была дурная привычка верить в невозможное, тебе бы, пожалуй, почти удалось снова меня обвести вокруг пальца.

— Эй, ну я же знаю, что я чувствую, а что — нет! Только не проси меня объяснять, почем и как это произошло. Я же волшебный, будь оно все неладно! Чары просто-таки сочатся из всех моих пор! Да-да, знаю, нет у меня никаких пор, но, наверное, какие-то из тех заклятий, которые на меня наложила Эдвина, настолько прочно вросли в меня, что меня так скрутило. И у меня появились чувства, хочу я их или нет. Ты мне действительно нравишься, Дов, и мне ужасно стыдно шпионить за тобой, но ради этой работы меня и сотворили. И если ты считаешь, что смоешь меня в канализацию и тебе станет легче, — ну так сделай это. Смой меня, я тебя на это благословляю!

Дов поджал губы, обдумывая страстную речь амулета. Наконец он изрек:

— Не-а. Не буду. Ты только трубу засоришь. — Он повесил цепочку с Амми на шею и добавил: — Можешь остаться, но будет несколько условий.

— К примеру? — осторожно поинтересовался амулет.

— Во-первых, ты позволишь мне наложить на тебя заклятие правды. Под страхом уничтожения.

— О-о-ох...

Лежа на пружинистой подушке волос на груди у Дова, маленький амулет дрожал от волнения. Заклятия правды применялись не для того, чтобы вынуждать или заставлять кого-то говорить только правду. Подлинная их цель заключалась в том, чтобы в тех случаях, когда обработанный таким заклятием субъект или объект врал, ему становилось очень и очень плохо. Эти заклятия были настолько могущественными, что требовали полного согласия и участия того, на кого они накладывались, — ну, что-то вроде «Ты знал, что работа ужасно опасная, когда соглашался на нее».

Заклятие правды под страхом уничтожения — это ясно и четко говорило о том, каковы будут последствия вранья. Самоубийство — точнее и не скажешь.

Амми вдохнул поглубже, выдохнул и наконец произнес:

— Ладно уж. Но только все-таки установи временное ограничение, хорошо? Я не против того, чтобы поклясться говорить тебе правду, только правду и ничего, кроме правды, ну и так далее, и тому подобное, но не навечно же! Я не выдержу такого испытания.

— Семьдесят два часа тебя устроят?

— Только и всего? — Идеальные серебряные бровки соединились на переносице. — В чем хитрость?

— Нет никакой хитрости. И мне не нужно, чтобы кто-то накладывал на меня заклятие правды для того, чтобы я тебе ответил. Через семьдесят два часа Эдвине больше никогда не понадобишься ни ты, ни Мишка Тум-Тум, ни какое бы то ни было еще устройство для шпионажа за мной и моей сестрой!

Потом прохожие принюхивались снова и скисали.