В 1717 году в Сенате начались слушания по, так называемому, «почепскому делу» – и касалось оно, прежде всего, светлейшего князя Меншикова, которому еще в 1709 году Петр подарил город Почеп, ранее принадлежавший Мазепе, – подарок этот был сделан Александру Даниловичу за участие в полтавской баталии. Меншиков из года в год приумножал свои почепские владения самовольными захватами прилегающих земель. Казаки, которых он пытался обращать в крепостных, принялись жаловаться в Сенат… Сенаторы Голицын и Долгорукий, представители старой знати, пытались использовать «почепское дело» для нанесения ударов по «выскочкам», при этом действовали они тонко и не напрямую, а руками «худородного» сенатора Петра Павловича Шафирова. (Барон Шафиров, кстати, был не просто худородным, а все из тех же «петровских выдвиженцев», как свидетельствовал обер прокурор Сената Скорняков Писарев: «…Шафиров не иноземец, но жидовской породы, холопа боярского, прозванием Шаюшкин сын, а отец Шаюшкин был в Орше у школьника шафором. Отец Шафирова служил в доме боярина Богдана Хитрова, а по смерти его сидел в шелковом ряду, в лавке, и о том многие московские жители помнят»).

Петр Павлович – человек, несомненно, образованный, историк и вице канцлер, – бесстрашно обличал князя Меншикова и стоявших за ним сенаторов. Того же Скорнякова Писарева он даже пытался шпагой ткнуть, во время пьянки в доме Ягужинского, по случаю вступления русских войск в Дербент в 1722 году Шафиров и письменно разоблачал «сенатских коррупционеров» в доносах Петру, особо отмечая при этом свои заслуги: «…Не захотел я допустить противного Указа вашим», хотя и пытались его, бескомпромиссного, «…склонить… на свою сторону сначала наговорами, потом криком,… гневом князя Меншикова…». Однако пионер хорошего дела борьбы с коррупцией на вершинах российской власти Шафиров не учел одного обстоятельства – того самого, на котором впоследствии спотыкались многие его последователи: если уж берешься кого то разоблачать, то желательно самому быть чистым и незапятнанным, а иначе и тебя разоблачить смогут… Выяснилось, что сенатор Шафиров употребил свое влияние для того, чтобы брату его Михаилу выдали лишнее жалование при переходе из одной службы в другую – мелочь казалось бы, но ведь это как посмотреть… А 31 октября 1722 года в Сенате начали слушать дело о почте, которой как раз барон Шафиров и управлял. Так вот, Петр Павлович, не имевший по закону права присутствовать на обсуждении, устроил безобразную сцену, не желая покидать заседания. После шумных выкриков, взаимооскорблений и взаиморазоблачений князь Меншиков высказался в том духе, что Шафиров то, однако, – нарушает, и не что нибудь, а Закон – а стало быть его от сената надобно отрешить… (Не правда ли, уважаемый читатель, все это до боли похоже на некоторые нынешние заседания Думы и Совета Федерации).

В результате, «делом Шафирова» начал заниматься сам Петр, и его суд был назван «Вышним». Царь на решение был скор – суд приговорил барона Шафирова к смертной казни, потому что помимо его недисциплинированного поведения в Сенате и способствования выдачи лишнего жалования брату, вскрылись еще и незаконные траты из госсредств во время поездки Петра Павловича во Францию, а также выяснилось, что Шафиров взял у полковника Воронцовского в заклад деревню под видом займа, но денег полковнику не заплатил…

15 февраля 1723 года сенатору и вице канцлеру Петру Шафирову должны были принародно отрубить голову, но, когда топор палача уже взмыл в воздух, секретарь тайного кабинета Михайлов провозгласил, что император решил из уважения к заслугам Шафирова заменить казнь заточением в Сибирь.