Портрет второго советника, элегантного брюнета с усиками и в тонких очках, был напечатан на той же странице, и Каретников под конец статьи тоже пускался в рассуждения об этих двух персонажах. Будто бы Рыбин и Сверчков – лютые конкуренты и поэтому все время грызутся друг с другом под ковром, а Кремль их нарочно тасует в связи с международной обстановкой. Когда потепление с Европой, достают из под ковра Владлена во фраке и с бабочкой. Когда же (как сейчас) мы показываем Европе тыл, выпускают Ростика в армяке.

Статьи Каретникова мелькали в газете по нескольку раз в неделю, но их автора я никогда не видел – ни живьем, ни на литографии. Может, человека с такой фамилией и вовсе нет, а вместо него у «НК» целая обойма одинаково зубастых журналюг? Запас остроумия у каждого собственный, но псевдоним на всех один.

Я долистал до страницы о бизнесе и уже изготовился читать статью о сегодняшнем форуме по экономике и о том, кто из наших магнатов будет выступать, но не успел: на кухне что то упало и с пронзительным звоном рассыпалось на мелкие стекляшки, а из кухонной двери вылетела и пронеслась надо мной на бреющем черная тень. Бац! – прямо в центр газетного листа, между портретами Абрамовича и Костанжогло, жирно впечатался колбасный овал. Сам возмутитель спокойствия, пометавшись под потолком, уцепился когтями за багет и затаился в складках штор.

То то я давно не слышал стука клюва о тарелку! Надо ведь было догадаться: тишина эта неспроста. Носитель, оказывается, давно умял свою пшенку и, не удовлетворившись ею, захотел продолжения обеда. Летучий засранец выследил колбасу, которую я спрятал в мини баре, но прикончить ее по тихому не удалось. Ловкости не хватило прошмыгнуть между бутылками без шума.

– Ну ты и вреди и и итель… – протянул я вслух.

Запасы спиртного и съестного у меня равновелики, то есть равно ничтожны. Бутылки в мини баре в основном пусты и стоят для антуража. Чего мне жаль, так это рома «Бакарди», припасенного для коктейля: все сто граммов экзотики разлетелись по кухонному кафелю вперемешку с осколками стеклотары. Вместе с остатками кубинского рома утекли и надежды на грядущую порцию «Мохито». Хотя, по правде говоря, лайма и мяты у меня дома тоже нет… как, впрочем, и обычной еды. Шпроты не в счет. Покупка пирожков в подземном переходе опять становится неизбежностью.

Следующие четверть часа я уныло провозился с веником, совком и тряпкой, очищая кухню от мелких и мельчайших осколков. И, пока убирал, мысленно проигрывал разные способы воспитания носителя. Никаких ему поблажек, буду внедрять суровый метод Макаренко. Раньше я готов был произвести раскопки в чулане и извлечь клетку сорок на семьдесят, где до позапрошлого года жил кенар Гарри, но теперь решил потомить ворона в карцере вдвое меньшего размера. Пусть проникнется чувством вины, это полезно. Придется, правда, на некоторый срок ущемить интересы обоих моих скворцов. Фридриха временно пересажу к Карлу, а в клетку Фридриха запру гостя.

Так я и сделал. Но всех последствий учесть не мог. Два моих домашних скворца, подвергшихся уплотнению за чужие грехи, оскорбленно затрещали вдвоем на птичьем языке. Как выяснилось чуть позже, это было лишь началом акции гражданского протеста, увертюрой, легкой артподготовкой. Потому что едва я впихнул нарушителя в освободившуюся клетку, Фридрих с Карлом подняли в унисон оглушительный стрекот невиданной силы. Скворцов обычно не используют для записи хеви метала – дыхалка слабая, связки бедноваты, – но эти двое могли бы, пожалуй, вытянуть даже пару хардроковых композиций Sсorpions.