И чтобы этого никому не показывать и не знать самому, ты перестанешь дергаться и с облегчением признаешь: да, граждане, вот такое я говно.
Я сломался всего-то на третьем круге, когда Замараев предъявил “Объяснение” Благонравова-старшего. С присущей советской печати объективностью собкор центральной газеты излагал наш разговор: дескать, я утверждал, что офицеры не контролируют обстановку в роте, грозил отправить его сына в Афганистан и тэпэ. В политдонесении Замараев описывал, как папа совал мне ветчину, и не описывал, как потом они с папой жрали ее под коньяк и зачем вообще появился у нас этот папа.
Из армии я вылетел турманом, благодаря Бога, что отделался служебным расследованием. И лишь после приказа о моем увольнении из рядов, подписанного с окном в три дня для передачи дел новому начмеду, всплыла пижонская кража рентгенаппарата. Его легко списали, напоследок вкатив мне выговор за то, что не сдал какие-то контакты, содержавшие семь целых четыре десятых грамма технического серебра.
Штатским человеком я сидел в своей бывшей комнате на подоконнике, потому что стула себе так и не завел, казенный матрац сдал, а голые пружины койки оказались ржавые. Товарищу майору было пора околачиваться на кухне у котлет и напевать “Не плачь, девчонка!”, да и замараевский Витька в это время обычно уже спал.
Он опять обвел меня вокруг пальца, Замараев. Отправил куда-то своих, а сам остался в части под охраной часовых из нового набора – эти не пропустят шпака за пачку сигарет, как, бывало, наши разгильдяи.
И вот когда можно было едва успеть на последнюю электричку и я прикинул, что ждать Замараева осталось недолго, он тоже знает расписание и пойдет разведать, уехал я или нет.
Когда я слез с подоконника, чтобы он меня не увидел с улицы – хотя и так бы не увидел, света я не зажигал.
Когда я ходил по комнате, для пробы стукая кулаком о кулак в новеньких тугих перчатках, в замке завозили ключом и ввалились трое – с иголочки, золотопогонные: ускоренный на полгода выпуск военного училища.
Включили свет, один удивился: “Шпак!”, другой, взглянув мимо меня, деловито сказал: “Надо разыграть, кому эта комната, а кому на двоих соседняя”. А третий: “Да нет, ребят, это не шпак. Это доктор, у которого шинель украли”. Им еще не надоел этот анекдот – “То ли он шинель украл, то ли у него шинель украли, в общем, гнать надо таких”.
– Там в прихожей телефон, – сказал я этим розовым трем поросятам. – Позвоните три-четырнадцать, майору Замараеву. Обрадуйте, что вас к нему подселили.
– Перебьется, – обозначил будущие соседские отношения деловитый поросенок, показав на рыльце в молодом пушку такой кабаний оскал, что дальнейшая судьба майора Замараева перестала меня беспокоить. – А ты лучше беги, пока наш автобус еще стоит. Положить нам тебя некуда, а так попросишься до Москвы. Водитель – Сережа, прапорщик. Только на водку ему не давай.
Я подхватил чемодан и ушел; лифт был безнадежно занят, по лестнице навстречу мне поднимались лейтенанты в парадных шинелях.
Вообще в тот год жильцов прибавилось, потому что полк воевал, и были нужны резервы, чтобы восполнять убыль личного состава.
|