– Я покупал тебя? – спросил Муртан, отмахнувшись от ее простого объяснения.

– Нет, тебе подарил меня мой бывший господин. Грист – его имя. Он желал сделать тебе приятное, – напомнила Галкарис.

– Ах да, Грист… – вспомнил Муртан. – Приятный малый. Я приглашал его в гости, и он обещал зайти на днях.

Галкарис вдруг стало холодно. Она поняла, что совершенно не хочет видеть Гриста. Как и мать, он продал ее. Но, вероятно, как и мать, он желал ей добра.

Однако это не означает, что она мечтает к ним вернуться. Напротив. Ей пожелали добра – и она возьмет это добро. И если ценой станет разлука с теми, кого она когда-то любила, – Галкарис готова платить эту цену.

Между тем Муртан продолжал:

– Ты, наверное, воображаешь, будто нет ничего роскошней и богаче всех этих драгоценностей, которые я собрал в доме, – он махнул на шкатулки, сундуки, картины и ковры. – Отчасти ты права. Немногие могут похвастаться таким собранием вендийской живописи или кхитайских миниатюр, как я. Но это мелочи по сравнению с подлинным сокровищем, которым я обладаю. Хочешь посмотреть?

Галкарис молча кивнула. Она была слишком потрясена происходящим, особенно после того, как на память для чего-то пришли картины из ее убогого детства. Слишком велик оказался контраст: босоногая, оборванная девчонка с голодными глазами и плоским животом, прилипшим к хребту, – и холеная молодая женщина в шелках, запросто ведущая беседу с образованным, утонченным господином.

Он засмеялся, весело, как мальчишка, и схватил ее за руку.

– Идем, посмотришь на то, что действительно стоит увидеть!

Муртан радовался, точно ребенок, возможности продемонстрировать предмет своей гордости. И кому? Глупой наложнице, которая вряд ли в состоянии оценить вещь по достоинству.

Галкарис, как завороженная, пошла за ним, и скоро они очутились в полутемной комнате с тяжелыми драпировками на окнах и дверных проемах. Несколько глубоких кресел, мягкий ковер на полу и низкий столик дополняли облик комнаты.

Муртан уселся в кресло и махнул девушке:

– Отодвинь шторы, иначе ты ничего не увидишь.

Она послушно подошла к окну и потянула за шнур. В комнату хлынул свет. Взору пораженной Галкарис предстали полки, на которых стояли плетеные корзины. В каждой корзине находилось по нескольку свитков.

О том, что такие вещи существуют, Галкарис знала: на свитках записывают долги, налоги, акты купли-продажи. Когда мать продавала Гристу Галкарис, она тоже имела дело с подобным свитком.

– Здесь записаны все твои рабы? – спросила Галкарис, переводя взгляд с полок и корзин на своего хозяина. – Отсюда ты можешь наблюдать за ними, пока они об этом не подозревают?

Муртан ответил ей непонимающим взглядом, а затем рассмеялся.

– Нет, милая, это книги! Здесь записаны истории.

– Истории? – удивилась она.

– Да, истории. Разве ты никогда не слышала о том, что истории можно записывать?

– Какие истории?

– Любые. Вроде тех, что люди рассказывают друг другу. Впрочем, существуют и иные истории, куда более таинственные и важные. А в некоторых содержится опасное знание… и бывают люди, которые охотятся за этим знанием.

Галкарис жалобно моргала глазами. Она не понимала из речей своего господина почти ничего. Ей только было ясно, что он чрезвычайно увлечен своими свитками – вот и все. Но в чем ценность пергаментом и папирусов и почему ее бесконечно богатый господин считает эти странные предметы настоящими сокровищами – в отличие от драгоценностей и золотой посуды, – этого Галкарис не могла взять в толк.

Однако она никак не показала своего разочарования и терпеливо слушала все, что говорил ей Муртан.