Поэтому предположение об одержимости было, с точки зрения Конана, наиболее вероятным. И киммериец хотел бы знать, как далеко может завести их то незримое создание, которое избрало своим обиталищем тело Галкарис.
Люди-гиппопотамы? Хорошо, киммериец согласен: следует проследить за ними.
Путники покинули Палестрон, даже не потрудившись забрать лошадь и скудные пожитки. О коне прекрасно позаботится тот, кто в конце концов решится присвоить его; что до пожиток, то там не оставалось ничего такого, о чем стоило бы жалеть.
Скоро они оказались на берегу реки. Это был не сам Стикс, а какой-то его приток. Стройные пальмы росли здесь повсеместно. У оснований широких листьев уже созревали плоды, и особые пальмовые служители надели на эти плоды специальные тонкие сетки. Когда фиги окончательно станут спелыми, останется только подцепить сетку крюком на конце длинной палки – и снять ее вместе с содержимым. А потом прямо в этой сетке фиги понесут на рынок.
Большинство таких пальмовых плантаций принадлежат в Стигии богатым храмам Сета. Наверное, и эта – не исключение.
Впрочем, можно было не опасаться встретить кого-либо из жрецов змеиного бога: никто из храмовых служителей, разумеется, не трудился и ничего не выращивал; этим занимались рабы, принадлежащие храму.
– По-твоему, среди рабов не может оказаться рьяных приверженцев бога? – удивился Муртан, когда Конан поделился с ним своими соображениями.
Киммериец пожал плечами.
– Рабы редко разделяют верования и убеждения своих хозяев. Особенно если эти верования опасны и могут закончиться кровью для тех, кто не имеет возможности уклониться от участия в жертвоприношении.
– Но случается и иначе, – настаивал Муртан. – Разве не встречаются люди, понявшие, в чем состоит их выгода, и начавшие помогать своим хозяевам против собственных же товарищей?
– Встречаются и такие, – не стал возражать Конан, – однако гораздо реже, чем хотелось бы иным хозяевам… Кроме того, предавать своих – небезопасно. Об этом тоже следует помнить.
– Смотрите! – прервала их разговор Сешет. – Там деревня.
– Что я говорил? – заметил Конан (хотя о деревне он не говорил ровным счетом ничего). – Вот мы и нашли деревню. Здесь наверняка живут те, кто повесил сетки на пальмы. Можно будет расспросить их о гиппопотамах. Наверняка они знают об этих существах что-нибудь интересное.
Между тем гиппопотамы добрались до реки и один за другим скрылись в воде. Теперь они шли по речному дну, выставив наружу только торчащие ноздри, уши и глаза. Вода, как казалось издалека, вскипала, взбудораженная мощными телами животных.
Муртан вдруг пошатнулся.
– В глазах чернеет, – объяснил он с виноватой улыбкой. – Я не то устал, не то… Да, кажется, я напуган.
– Во время битвы ты не был напуган, – указал ему Конан.
– Страх догнал меня здесь.
– Хорошо, что это случилось сейчас, когда все уже позади, – рассудил киммериец. – Гораздо хуже, когда человек пугается еще до сражения и бежит от врагов. Такой человек называется трусом.
– А я? – совершенно по-детски спросил Муртан.
Конан пожал плечами.
– Если бы ты не признался в своем запоздалом страхе, то об этом никто бы и не узнал. Наверное, ты не трус.
– Вот еще один талант, о котором я не подозревал.
– Не возгордись, Муртан, раньше времени… Тебя еще ожидают открытия. Стигия – непостижимая страна. Иногда вообще непонятно, как могут здесь жить обыкновенные люди.
Муртан молча кивнул в знак согласия, по продолжить разговор в том же роде не захотел.
С каждым шагом путники все лучше видели деревню. |