— Вы планировали взять фильм с собой?

— Да, таков был наш план.

— Тогда вы знаете, где он, — заключил Мэтью.

Маркхэм ничего на это не ответил.

— Вы знаете, где фильм? — снова спросил Мэтью.

Ответа не последовало.

— Вы знаете?

Маркхэм кивнул.

— Где? — спросил Мэтью.

Он припарковал машину на стоянке возле оштукатуренного здания с белоснежным фасадом и дюжиной красных дверей. На стоянке было шесть желто-зеленых фургонов, на каждом из которых было нанесено название компании — «Франклин Мувинг энд Сторедж» и рисунок, изображающий человека в коротких штанах, запускающего воздушного змея. Под башмаками человека была надпись: «Франклин! Быстрее молнии!» В дальнем конце здания из окон доносилась музыка. Мэтью прошел по дорожке к красной двери, открыл ее и попал прямо на вечеринку, которая была, судя по всему, в самом разгаре.

Там находилось не менее двух десятков молодых девушек, одетых менее элегантно, чем дамы на «Балу Снежинок», но все же в вечерних туалетах и туфлях на шпильках. Мужчин в помещении было как минимум вдвое больше, все в разнообразной одежде — от костюмов до джинсов с рубашками, словно они только что вылезли из машины. Наряженная елка сверкала желтым и зеленым — других огней на ней не было, что соответствовало цветам компании. Красные и зеленые гирлянды свисали с потолка, тянулись из угла в угол. На стенах висели изображения Санта-Клауса. На одной из стен красовался тот же уродец, которого обычно изображали на борту грузовика, в коротких штанишках и башмаках. Большинство гостей сгрудились в одном углу вокруг бара, где часто прикладывались к содержимому бутылок.

Когда Мэтью вошел, над дверью прозвенел звонок. Трудно было поверить, что кто-то смог его услышать сквозь шум голосов, но женщина в тесной зеленой юбке и красной маечке, оторвавшись от бара, повернулась к нему и произнесла:

— А вот и подкрепление!

Она подскочила к нему быстрее молнии, стуча — щелк-щелк — каблучками, с улыбкой на лице, краска на губах до ушей, светлые волосы отброшены за ухо. Кожа бледная, щеки горят. Высокая, хорошо сложена, походка легкая, как у танцовщицы. Он заметил и длинные ноги, не оставив без внимания и упругую грудь под красной маечкой. Наверное, лет тридцать. Еще видно, что изрядно выпила.

— Кто бы ты ни был, заходи, — сказала она, — у нас не хватает шикарных мужчин, — она протянула руку. — Марси Франклин, — произнесла она, — я тут главная.

— Мэтью Хоуп, — произнес он, беря ее за руку.

— Ты знакомый Гарри? — сразу же спросила она.

— Да, я играл Гарри Слейда в колледже.

— Во! — сказала она. — Ну ты даешь! А скажи-ка, что ты думаешь о Бергмане?

— Об Ингрид или об Ингмаре?

— Ух ты! Мне кажется, я уже влюбилась, — воскликнула она, — я в Калузе только шесть месяцев, приехала из Нью-Йорка, чтобы заняться делом после смерти отца, и мне до чертиков не хватает собеседника. Я уже созрела, чтобы позвонить в службу милосердия. Ты женат?

— Разведен, — ответил он.

— Отлично, — сказала она, — вот это да! Не иначе тебя Санта-Клаус принес!

Мэтью улыбнулся.

— А скажи-ка мне, — продолжала Марси, — все ребята, с кем я встречаюсь в этом городе, почему-то говорят только о футболе. Я их спрашиваю: «Как вам „Джинджер и Фред“?» — а они отвечают, что не смотрят старинных мюзиклов.