Человек за столом с силой втянул воздух коротким носом.

— Итак, вы вернулись, — проговорил он.

11

Кэмпион молчал. Стены крошечной комнатки сошлись в его глазах в одну точку и давили. Воздух был слишком душен и сперт, и он еле дышал. Лицо человека за столом чудовищно раздулось, все расширяясь и растекаясь, как яичный белок на сковороде. Скоро оно должно было заполнить собой пространство и задавить его своей массой.

Губы Кэмпиона зашевелились, он хотел выкрикнуть что-то отчаянное, протестующее, но никакого звука не последовало.

Толстяк, сидевший за столом, покрытым красным сукном, еще внимательнее поглядел на него.

Внезапно он отложил оружие в сторону и поднялся с удивительной легкостью, свойственной только военным.

Он прошелся по комнате и в упор посмотрел на гостя.

— Э, — произнес он наконец, и густой, рокочущий звук вырвался откуда-то из глубины его гортани. — Идите-ка сюда.

Он усадил Кэмпиона в кресло так, чтобы тот мог опереться локтями о стол, а сам сел рядом, ощупывая своими толстыми лапищами его голову.

— У вас тут шишка. Вам очень плохо?

Держался он искренне и очень деловито. Он был также весьма любезен, но отнюдь не мягок. Кэмпиону показалось, что он попал в руки какой-то огромной римской матроны или, быть может, дружелюбной медведицы.

— Отвечайте, — скомандовал он, тыкая Кэмпиона в затылок мягким указательным пальцем.

Ушибленный гость отвернулся от него.

— Кто вы такой, черт возьми, — прошептал он, явно собираясь пресечь дальнейшие задушевные расспросы.

— Боже Всемогущий! — Восклицание было не пустой формулой, а прямым обращением верующего божеству. Толстяк опустился в кресло и обнял Кэмпиона за плечи. Его маленькие черные глазки округлились, и по тяжелому лицу потекли капли пота.

— Шутить намерены? Сами знаете, не то сейчас время, чтобы дурака валять.

Кэмпион наклонил голову. Он едва ли не с радостью воспринял боль, вызванную этим движением, потому что она пробилась сквозь страшное, сдавливающее дыхание ощущение тяжести.

— Вы знаете, кто вы такой? — В низком голосе, гудящем у него над ухом, послышалась дрожь.

— Кэмпион. Эта метка у меня на костюме.

— Вот это да. — В течение короткой паузы толстяк мысленно соединил известные ему факты. Затем он приказал: — Устраивайтесь поудобнее. Расстегните воротник. И ложитесь. Постарайтесь расслабиться и ни о чем не думать. Для вас это будет только полезно. С вами все в порядке, вы дома. Не надо ни о чем думать. Вы у себя. Поняли? У себя. Я хочу уложить вас на софу и укутать одеялом. А пока сбегаю за лекарем.

— Нет, — Кэмпион догадался, о чем он говорит, но не понял, что девять десятых его соотечественников не решились бы сейчас это сделать. — Не надо мне врача. Я никого не могу видеть. Они еще гонятся за мной.

— О?

— Полиция.

— Ищейки? Вы ошиблись. Наверное, выпили лишнее. Что вы там натворили?

— Убил полицейского. Двоих полицейских. Последний — это местный супер. Хороший мужик. Я не должен был его убивать.

— Убили? Или только болтаете об убийстве? — В его резком замечании ощущался генетически унаследованный страх перед убийством, непростительном для любого человека, какое бы положение он ни занимал.

— Да, убил. — Для Кэмпиона было облегчением сказать это наконец искренне и открыто.