Сказал, что теперь ты у него будешь работать. А в «Les Rapides» чтоб больше ходить не смела.
Я просто ушам своим не верила.
— Да кто он такой, твой Папа Плезанс? Он что, родня мне? Кто он такой, чтобы мне приказывать! — возмутилась я. — Нечего ему за меня решать, что мне делать и чего не делать! Я не обязана даром на него работать только потому, что он дядя Усача!
— Так он Усачу сказал, — упрямо повторил Мартышка, — а я тебе передал.
— Нет уж, это мое дело! — заявила я и услышала, как предательски дрогнул мой голос.
— Ничего не твое, — тут же возразил Мартышка. — Место у «Les Rapides» принадлежат команде Усача.
Я промолчала, пытаясь разобраться, чем мне все это грозит. Мартышка между тем доедал свой колобок, по-прежнему поглядывая на меня со своей противной усмешкой — наверное, думал, что я заплачу или что-то в этом духе. Только я такого удовольствия ему не доставила.
— Ты же просто у Генерала на посылках! — высокомерно заявила я. — А где он сам-то?
Мартышка мотнул головой куда-то в сторону дробильщиков щебня.
— Только ты лучше туда не ходи, Нгок, — предупредил он, заметив, что я встала и двинулась по тропе. — Тебе там не поздоровится.
— Может, попробуешь меня остановить? — бросила я через плечо.
Он только плечами пожал и, прихрамывая, потащился следом, хотя и держался на расстоянии.
— Вот увидишь! — снова сказал он, но я сделала вид, что ничего не слышу.
Остальные действительно собрались у плоских скал, где бьют щебень. Однако Усач на меня даже не взглянул, а Голливудский Красавчик развлекался тем, что «пек блины» плоскими камешками в бухточке для купания и притворялся крутым.
— Мартышка говорит, будто вы больше не хотите, чтоб я с вами ходила к «Les Rapides»! — с ходу выпалила я, не дожидаясь, пока Усач сам сподобится со мной заговорить.
Усач ничего мне не ответил, даже глаз на меня не поднял, что-то внимательно рассматривая у себя под ногами.
— Что, язык проглотил? — спросила я.
Он пробормотал что-то невнятное — вроде того, что ему надоело иметь дело с малолетними девчонками.
— Ну и пожалуйста! Только перекаты не тебе одному принадлежат! — возмущенно крикнула я, снова заметив, как предательски дрогнул голос — то ли от сдерживаемых слез, то ли от бешеной ярости; я и впрямь была зла, как рыба-дьявол. — Если я захочу тут плавать, так ты меня не остановишь!
Однако он мог меня остановить и прекрасно это понимал. Трое мальчишек против меня одной… И потом, на суше-то все они гораздо сильнее меня, даже трус Мартышка со своей кривой ногой. Сильнее и старше. Но я уже закусила удила. Пусть только попробуют меня тронуть! Вряд ли у них смелости хватит! Я осторожно прикоснулась кончиками пальцев к своему амулету — зубу рыбы-дьявола, который всегда носила на шее, — и взмолилась про себя: «Рыба-дьявол, вдохни в меня немножко своей души, дай мне сил и смелости!»
— Уходи отсюда. Ступай домой, — велел мне Усач.
— Ты что, все-таки хочешь мне помешать? Ну, попробуй! — И вдруг мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль, свежая и сильная, точно голос Бога. Впрочем, может, Бога, а может, и рыбы-дьявола; только «голос» этот я слышала настолько отчетливо, что у меня даже дыхание перехватило. И представив это себе, я вдруг начала смеяться, прямо-таки задыхалась от смеха, и мальчишки, по-моему, решили, что я совсем спятила.
— Ты чего это ржешь, Нгок? — несколько смущенно поинтересовался Голливудский Красавчик. |