«Теперь пора расстаться с воспоминаниями и вернуться в реальный мир», – приказал он себе, считая, что время действовать вот-вот наступит. По его телу прошла волна озноба. Это было прекрасное, возбуждающее и дразнящее ощущение. Он приник к окуляру оптического прицела, разглядывая суетящуюся внизу толпу.

Сонеджи тщательно выбирал первую жертву. Кипящая жизнь сквозь мощную оптику смотрелась куда ярче и красивей, чем на самом деле.

Он не спеша осматривал вестибюль с его тысячами спешащих по своим делам людей. Никто из них и понятия не имел о том смертельно опасном положении, в котором все они оказались. Похоже, людям вообще не свойственно верить, что именно с ними может случиться что-то очень плохое.

Сонеджи наблюдал за оживленной группой подростков в голубых блейзерах и белоснежных сорочках. Подготовишки, проклятые подготовишки! Они хихикали и с неестественным восторгом неслись к своему поезду. Счастливые люди всегда производили на Сонеджи тягостное впечатление, особенно эти тупые самодовольные малявки, считавшие, что мир создан исключительно для них.

На какой-то миг Гэри показалось, что он может различать даже запахи: дизельного топлива от локомотивов, сирени и роз от цветочного киоска, мяса и чеснока из дверей ближайшего ресторана. Настолько явственные, что он даже почувствовал голод.

В оптике Сонеджи роль прицельной марки исполняла вертикальная стрелка, а не так называемый «бычий глаз», как в большинстве прицелов. Переделанный им самим прибор нравился Гэри гораздо больше заводских. Перед ним, словно на экране миниатюрного телевизора, проплывала целая гамма цветов и движений пассажиров, приближающихся к своей смерти. Сейчас огромный мир перед Гэри сузился до маленького гипнотизирующего кружочка окуляра.

Сонеджи позволил прицельной марке остановиться и отдохнуть на широком морщинистом лбу уставшей деловой женщины лет пятидесяти с небольшим. Дама, тощая и нервная, имела затравленный взгляд и тонкие бесцветные губы.

– Скажи «спокойной ночи», Грейси, – тихо прошептал Сонеджи. – Спокойной ночи, Айрин. Спокойной ночи, миссис Кэлэбаш.

Его палец уже лег на спусковой курок, готовясь начать утреннюю бойню, как Гэри внезапно передумал, и убрал руку.

«Такая цель явно недостойна первого выстрела, – остановил он себя, укоряя за нетерпеливость. – Нет никакой изюминки: просто старая замученная корова».

В следующий раз прицел, словно притянутый магнитом, прилип к пояснице носильщика, катящего перед собой тележку, заваленную коробками и чемоданами. Высокий симпатичный чернокожий чем-то напомнил Сонеджи Алекса Кросса. Темная кожа носильщика блестела, словно черное дерево.

«Вот эта мишень уже куда лучше, – подумал Гэри. – Но кто, кроме меня и самого Кросса, догадается об истинной цели такого послания? Нет, стоит подумать и о других. Эгоизм в данном случае неуместен».

Сонеджи снова повел окуляром, перемещая кружочек смерти, и остановился на целой группе типичных представителей среднего бизнеса в синих костюмах. Тупые бараны!

Вдруг в поле зрения его прицела вплыл папаша с сыном-подростком. Словно рука самого Господа вывела их на линию огня.

Гэри набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Он неоднократно прибегал к этому приему, тренируясь в лесах. Сколько раз Сонеджи представлял себе этот миг: выбранная абсолютно наугад, без видимых причин, жертва.

Медленно, очень медленно он потянул за спуск.

Его тело стало совершенно неподвижным, почти безжизненным. Он чувствовал, как едва заметно бьется пульс и сердце чуть быстрее начинает гнать кровь по жилам.

Звук выстрела был похож на треск рвущейся материи, и Гэри показалось, что он следует за устремившейся в вестибюль пулей. Перед стволом винтовки голубой спиралью взвился дымок. Прекрасное зрелище!

В прицел Сонеджи было хорошо видно, как голова тинэйджера брызнула во все стороны, как раздавленный плод.