Внезапно Билл ощутил в груди неприятный холодок. Он не до конца представлял себе всю ярость и возбуждение, которые теперь его окружали. Он вовсе не хотел, чтобы кто‑то из разбойников или селян был убит или покалечен...

Внезапный толчок в спину чем‑то жестким заставил его невольно сделать полшага вперед. Он быстро и рассерженно обернулся и увидел перед собой Красотку. Она держала прямоугольный щит и меч, висевший на ремне: и то и другое было слишком мало по размеру для любого дилбианина.

– Ну, бери! – прошипела Красотка ему в ухо. – Плоскопалый оставил их там, у себя, но я вернулась и принесла. Они твои, Кирка‑Лопата! Берешь или нет? Ты же не можешь драться с Костоломом без них, а ты единственный, кто может остановить войну, вступив с ним в поединок!

Она протянула Биллу щит и меч. Билл обнаружил, что в каком‑то оцепенении берет их и подвешивает меч к поясу. Щит, снабженный петлей для локтя и захватом для руки, сделанный из дюймовой древесины и обшитый полудюймовой толщины шкурой, тянул его левую руку к земле, когда он пытался удержать ее в соответствующем положении.

Он?.. Остановить войну?.. У него закружилась голова, пока он смотрел на орущих и прыгающих селян, радовавшихся успехам группы тарана у ворот.

Конечно! Внезапно все встало на место. Он понял все, включая и то, почему он был назначен сюда, а затем явно брошен на произвол судьбы Гринтри и другими начальниками! Он повернулся и огляделся вокруг. Второй таран все еще стоял, прислоненный к скале неподалеку.

– Держи, – буркнул Билл, сунув щит и меч обратно Красотке.

Он повернулся и, подбежав к стволу, прислоненному к скале, быстро вскарабкался по нему, используя захваты для рук как ступени лестницы. Оказавшись в двадцати футах над головами стоявших внизу дилбиан, он посмотрел вниз, через изгородь, на простиравшуюся под ним долину.

Он увидел, что разбойников за воротами теперь нет. Высокая угольно‑черная фигура Костолома находилась в центре шеренги, выстроившейся примерно на полпути между воротами и разбойничьими строениями. Все они были вооружены и готовы к бою. Полуденное солнце отражалось в лезвиях шестифутовых мечей и сверкающем металле встречавшихся кое‑где доспехов и защитных шлемов. Позади шеренги, ближе к самим зданиям, стояла небольшая группа женщин, а рядом с ними – круглая фигура в желтом одеянии, в которой Билл без труда узнал Мюла‑ая. Пока он смотрел, Мюла‑ай поднес к лицу что‑то блеснувшее на солнце. Мгновение спустя руки гемноида взметнулись вверх в человеческом, военном приветствии. Только человек был в состоянии понять, что означает этот жест. Мюла‑ай издалека показал Биллу нос, повернулся и скрылся за углом столовой.

Несмотря на все то, что Билл только что понял, холодок в его груди превратился в твердую, неподдающуюся глыбу. Склонность к шуткам и хвастовству составляли неотъемлемую часть дилбианского характера, но лишь до определенной степени. Сейчас ни селяне, ни разбойники не шутили – или, по крайней мере, шутили наполовину.

Мюла‑ай ловко поймал Билла в ловушку. Он знал, что похищение лазера может в панике заставить Билла подговорить селян на подобную акцию. Акцию, в которой и селяне, и разбойники будут убиты или ранены. Гемноиду было вовсе не обязательно рисковать самому, убивая Костолома, чтобы избавиться от Билла и дискредитировать людей на Дилбии. Все, что ему нужно было, – это дождаться, когда атакующие селяне схватятся с разбойниками, а это Мюла‑ай, должно быть, планировал с того самого момента, когда решил стащить лазер.

Из этой ситуации был лишь один выход. Трудный выход, который был доступен Биллу с самого начала. Сначала он не понимал, что из себя представляет дилбианский образ мыслей. Теперь он был уверен в этом, и именно это дополнительное знание давало ему преимущество над гемноидом, который не только этого не понимал, но и в силу своей природы неспособен был понять.