Почему же у него сдали нервы сейчас? Ведь из всех присутствующих воинов именно ему обеспечена благосклонность Избирающих. Его отвага неоднократно подвергалась испытаниям. Возможно ли, чтобы человек обладал лишь ограниченным запасом мужества на всю жизнь, а израсходовав его, терял свое бесстрашие? Или это присутствие Избирающих привело его в уныние? Неужели осознание того, что на тебя смотрят глаза богов, может так странно подействовать на человека?

Или, быть может, сыграло роль осознание того, что это конец – чувство, посетившее сейчас каждого воина Грохочущих Кулаков. Все понимали, что приговор вынесен и вот-вот они узнают свою окончательную судьбу. Одно дело – вступить в схватку с врагом, встретиться с бурей или любой другой опасностью, зная, что можешь выжить в силу удачи, по милости богов или же применив свою силу и мастерство. Совсем другое – твердо знать, что твоя жизнь скоро будет окончена.

Рагнар внимательно вгляделся в свою душу и обнаружил там страх. Но он не был всепоглощающим. Юноша был взволнован и странно возбужден, но не перепуган. Более того, в нем бурлили гнев и жажда мести Беспощадным Черепам за их вероломство, которые делали страх мелким и незначительным. Он ощущал в себе растущую ярость. Ему не терпелось схлестнуться с врагами, отчаянно хотелось начать убивать.

И он был вынужден признать, что желание получить милость богов не имело с этим ничего общего. Рагнар был уверен, что с радостью спустится в ад, если сможет захватить с собой хоть одного Беспощадного Черепа, и что его жизнь пройдет не напрасно, если он утащит сразу двоих. Он понимал, что жизнь его кончена и терять более нечего. Все, что у него сейчас есть, – возможность дорого продать ее.

Так странно, что в течение одного вечера человек может столько раз измениться. Рагнар попытался вспомнить лицо Аны – лицо, которое он так старался запомнить какие-то минуты назад, и обнаружил, что сейчас у него не осталось никакого отчетливого воспоминания. Жаль, холодно подумал Рагнар. Было бы здорово взять с собой в загробную жизнь воспоминание о чем-то прекрасном.

Грохочущие Кулаки закончили вооружаться и стояли наготове. Беспощадные Черепа уже отобрали своих воинов. Они глядели друг на друга через тени, мечущиеся по горящей площади. Долго тянулось время, когда враги со страхом и ненавистью пожирали друг друга взглядами. Затем все взоры обратились к огромному человеку, возникшему среди пляшущих теней. Это был исполин, одетый в металлические доспехи, с наброшенной на плечи большой волчьей шкурой.

Потрясенный Рагнар узнал его. Это был Волчий Жрец, которого они отвезли на остров Повелителей Железа несколько коротких сотен дней назад. Внезапно Рагнара обуял страх: он вспомнил последние слова Волчьего Жреца. Конечно же, вот он – день рока! Выходит, Ранек не только чародей, но и провидец.

Теперь все застыли, ожидая, не вмешается ли Волчий Жрец в грядущую схватку. Но тот ничего не предпринимал, лишь оглядев присутствующих своими горящими глазами. В этот миг Рагнар совершенно ясно увидел, что в Ранеке есть что-то нечеловеческое – или, возможно, сверхчеловеческое. Что бы с ним ни случилось, это отделило его от людей и обратило во что-то чудовищное.

В этом человеке не было страха. Он стоял на поле битвы, уверенный в своей неуязвимости, будто наблюдая за ссорой детей, а не находясь между взрослыми вооруженными воинами, готовыми броситься друг нa друга. Ранек словно знал, что оружие не сможет причинить ему вред, что он сумеет без особых усилий уничтожить тех, кто покусится на его жизнь. Вспоминая, как он поступил с драконом, Рагнар не сомневался в этом.

И тут юношу осенила другая мысль. Ранек прибыл на небесном корабле. Он не просто чародей. Он – один из тех, кто Выбирает Павших, представитель самих богов. Та же мысль, казалось, поразила всех присутствующих, когда они смотрели, как играют отблески пламени на сияющих доспехах Волчьего Жреца.