— Но почему? Зачем?

— Зачем, говоришь? Затем, что, по правде говоря, я до смерти тебя боюсь!

— Меня?! Джеймс, у тебя, вообще, с головой все нормально? Да не отворачивайся ты!

Он вздохнул и посмотрел на меня самым печальным взглядом, какой только можно вообразить: На самом-то деле все очень просто, неужели не ясно? Будь у меня такая женщина, как Дрю, и я бы тебе о ней рассказал — тогда никакого риска. И тебе не пришлось бы отбрыкиваться от меня. А если бы я придумал ее достаточно убедительно, ты, глядишь, и не заметила бы, как глубоко я увяз. Понимаешь, я все предусмотрел: разливаюсь о тебе соловьем, вот только называю тебя Дрю Конрад, и все тип-топ.

Он не врал — это было видно по лицу, абсолютно спокойному. Говоря, он смотрел мне прямо в глаза, и через некоторое время я уже стала чувствовать себя откровенно неуютно.

— Когда ты написала мне про аборт, я понял, что давно люблю тебя. Может, еще с колледжа — помнишь, в конце последнего курса? Короче, когда получил твое письмо и представил тебя на больничной койке… пройти через такое…

Я сидела в нескольких футах от него и явственно видела, что по щекам Дэнни текут слезы. Из-за меня, подумать только! Кто это и когда из-за меня плакал? Кому было настолько не наплевать?

Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди, но эти слезы и очевидная глубина его переживаний напугали меня. Захотелось побыть одной, перевести дыхание и все хорошенько обдумать минутку-другую, час, несколько дней.

— Прости, Каллен. Честное слово, я не хотел создавать тебе дополнительные проблемы. Я обещал держать себя в руках.

Он устало поднялся из-за стола, прошагал в спальню и затворил за собой дверь.

Любить — это легко; машина ваша, все, что требуется, — это завести двигатель, выжать педаль газа и направиться в нужную сторону. Но когда любят тебя — это все равно что ездить в чужом автомобиле пассажиром. Даже будучи уверенным, что водитель — мастер своего дела, в глубине души опасаешься, что где-нибудь он да ошибется: одно неверное движение — и вы оба летите сквозь лобовое стекло навстречу неминуемой катастрофе. Иногда нет ничего страшнее, чем быть любимой. Поскольку любовь означает, что вы теряете всякий контроль. А если, пройдя половину или даже три четверти пути, вы решите, что хотите назад или совсем в другую сторону?

Глупая!!! Ты хотела любви, Каллен? Искала своего принца? Так вот он, сам в руки идет. И что происходит? Как ты реагируешь? Трусишь. Глупая!

Я решительно растерла ладонями щеки и фыркнула, удивляясь собственной глупости.

— Дэнни? Нет ответа.

— Дэнни!

Медленно и нерешительно дверь отворилась. Дэнни, такой ранимый, ссутулился в своей зеленой щегольской пижаме и явно приготовился к худшему.

— Только, пожалуйста, Каллен, никаких красивых слов, и жалеть меня не надо. Это будет слишком.

— Заходи и доешь завтрак.

Его… не знаю даже, как и назвать… заявление? Короче, произошло что-то странное. Мы стали друг друга стесняться — но в то же время сделались очень близки. Когда мы несколько часов спустя шли по улице и он взял меня за руку, в мозгу у меня словно яркая оранжевая молния полыхнула. И как это он отважился?! Так вот взять и протянуть руку, после того как он столько наговорил, а я никак не отреагировала… Мне тоже хотелось взять его за руку, однако в тот момент наших отношений меня на это не хватило — в короткий, напряженный промежуток между ничем и всем.

Мы столько успели за день. Всюду походили, видели то, видели это, все перепробовали. И оба прекрасно понимали, что главное — не останавливаться, тогда можно временно избежать необходимости отвечать на вопрос, который так мучил нас. Кажется, мы оба этого хотели.

Для подобных ситуаций Нью-Йорк — самое подходящее место.