Если денек выдавался хорошим, мы вместе отправлялись выгуливать Мей: я — слева от коляски, Элиот — справа. Тут-то он и проявил себя с совершенно неожиданной стороны. Я вскоре осознала, что нигде, кроме Нью-Йорка, Элиот жить не способен, это была настоящая любовь. Прогулка с ним оборачивалась непрерывной лекцией об архитектуре, о первоначальном замысле Фредерика Лоу Олмстеда насчет Центрального парка и о том, где в городе можно найти лучшие шоколадные пирожные с грецкими орехами.

Он сводил нас на открытие художественной галереи и на элитарный концерт в Сохо, где тридцать два человека слушали, как шестеро стригут ножницами воздух, причем все тридцать восемь сохраняли совершенно серьезное выражение лица. По окончании концерта Дэнни заскочил в мелочную лавку и купил три пары серебристых, с закругленными концами ножниц, как в детском саду.

— Поехали домой, сыграем на бис!

Успела сложиться традиция, что по средам мы вместе с Элиотом полдничаем в нашей квартире. Он обычно ел сэндвич с тефтелями или сувлаки, я же сметала греческую брынзу с оливками или спагетти-аль-бурро. Покончив с трапезой, мы устраивались на пару часов почесать языками.

В один из таких моментов и выяснилось, что Элиот увлекается оккультизмом. Он рассказал мне о вечеринке, на которой устроили спиритический сеанс и попытались вызвать дух Амелии Эрхарт. На это я картинно закатила глаза и поинтересовалась, влетела она на самолете или просто возникла посреди комнаты. Таким рассерженным я его еще не видела. Элиот искренне верил в потусторонние силы и очень обиделся на мою шутку. Это был чуть ли не единственный раз, когда он на меня сердился.

— Каллен, ты такая всезнайка. Давай-ка глянем на твою ладонь.

Перед моим мысленным взором промелькнули рондуанские сцены, и я замялась.

— Ну хватит, Каллен. Я же не прошу тебя раздеться. Дай мне посмотреть твою ладонь, я хочу знать, что тебя ждет.

Насколько я знала, левая ладонь отражает то, что в человеке заложено, а правая — то, как эти задатки Удалось проявить. Я никак не могла решить, которая из них меня скорее выдаст и какую показать.

— Да нет, правую. Ну-ка, посмотрим.

После моих снов я бы не удивилась, подскочи он на полметра в воздух при первом же взгляде на мою руку. Однако ничего подобного — Элиот лишь помял подушечки моих пальцев, затем перевернул ладонь и изучил тыльную сторону. И так несколько раз.

— Что ж, дорогуша, боюсь, с точки зрения хиромантии ничего интересного. Тут сказано, что ты будешь счастлива в браке, с детьми тоже все будет хорошо и ты меня переживешь.

— Элиот, ты что, серьезно веришь во все эти оккультные штуки?

Он мог и не отвечать — таким красноречивым было его лицо.

— Безусловно, Каллен. Я слишком много повидал, чтобы не верить.

— Тогда обещаешь никому не говорить, если я тебе кое-что расскажу? Особенно Дэнни?

— Честное благородное, миссис Джеймс!

Я набрала полную грудь воздуха и четвертый раз за год принялась рассказывать о Рондуа.

Пока я говорила, Элиот жевал нижнюю губу и разглядывал ногти, но я-то знала, что он внимательно слушает.

— И Дэнни обо всем знает?

— Кроме последних частей. Про гонщика и Алви-на Вильямса я ему тоже не рассказывала. Он и раньше очень волновался, думал, у меня что-то с головой.

— Но врачи говорят, что все в порядке? Да они все недоумки и ничего не понимают! Я как-то ходил к психиатру, который сказал, что мне станет значительно лучше, если я перекрашу квартиру в зеленый цвет.

— Нет, они оба заявили, что такой идеальный порядок снов не совсем нормален… но ничего серьезного.