Алексей Мусатов. Костры на сопках
Часть первая ФРЕГАТ “АВРОРА”
Глава 1
После долгого и утомительного плавания русский военный фрегат “Аврора” на всех парусах, легко рассекая океанскую волну, вошел в перуанский порт Кальяо. Был апрель 1854 года. Розовый утренний туман рассеялся, и город, весь залитый светом, открылся чудесной панорамой. Воздух был так прозрачно чист, что даже с далекого рейда отчетливо виднелись контуры каждого строения. На левом берегу бухты высилась древняя крепость; справа, почти у самой линии прибоя, стояли виллы местной знати; за ними теснились крутыми уступами маленькие домишки с черепичными крышами. И повсюду тянулись к небу вечнозеленые кипарисовые рощи, высокие тополя, а дальше, к волнистой линии горизонта, виднелись Горы. Военные корабли под английским и французским флагами стояли на рейде. Здесь были трехмачтовые фрегаты, быстроходные бриги, корветы, шхуны. “Аврора”, ответив на приветствия военных кораблей иностранных государств, убрала паруса и стала на якорь. Плавание “Авроры” было тяжелым. Из Портсмута в Рио-де-Жанейро шли при сильном волнении в океане. Мыс Горн обогнули в самое бурное время года. Тихий океан встретил фрегат переменными ветрами, частыми грозами, проливными дождями и шквалами. Все это сильно измучило команду “Авроры”. Сейчас все были довольны, что наконец пристали к берегу, и радовались предстоящему отдыху в порту. К фрегату приблизилась шлюпка с таможенным чиновником. Теперь уже недолго осталось ждать разрешения съехать на берег. Свободные от вахты матросы, столпившись на баке, с любопытством приглядывались к очертаниям города и оживленно переговаривались. — Что за народ здесь живет? — спросил молодой матрос писаря Егоркина. — Известно какой! — с веселой издевкой ответил Егоркин. — Тут живет портовый народ. Марсовый матрос Сунцов строго посмотрел на писаря: — Ты толком отвечай, когда спрашивают. Нечего зубы скалить! — А тебе что? Чего лезешь? — покосился на него Егоркин. — Давно линьков не пробовал? — Вот постой, на берег съедем — я тебе линьки попомню, поквитаемся! Егоркин отошел в сторону. Василий Чайкин, высокий матрос с широким, скуластым лицом, слушавший эту перебранку, покачал головой: — Напрасно ты его зацепляешь. В недобрый час напакостит. — Был бы ему ход, давно бы всех извел, — сдерживая гнев, проговорил Сунцов. Смелый и опытный матрос, Сунцов был резок на язык, дух протеста всегда жил в его сердце, и из-за того он частенько подвергался порке. Его били много раз, но матрос, живучий и крепкий, быстро оправлялся и не становился податливей. На корабле “Николай-чудотворец” он получил сто ударов. Еле живого его доставили в госпиталь. Все думали, что Сунцов не выдержит той порки. Но, провалявшись в больнице несколько месяцев, матрос оправился. “Николай-чудотворец” к тому времени ушел в плавание, и Сунцова приписали к “Авроре”. Хотя порка на “Авроре” не имела такого распространения, как на других судах, но и здесь ему один раз уже пришлось лечь под линьки. На это и намекал писарь Егоркин. На юте оживленно переговаривались офицеры. Разговор шел о порте Кальяо, о службе, о жалованье, о быстроходности кораблей. И только один молодой офицер, казалось, не разделял всеобщего оживления. Это был лейтенант Николай Оболенский, совершавший свое первое кругосветное плавание. Невысокого роста, широкий в плечах, с лицом, покрытым крепким загаром, он, облокотившись о борт судна, задумчиво смотрел на светло-зеленые волны океана. |
