Но в этот раз ураган оказался таким свирепым, что люди проиграли. Вчистую.
ВЕДУЩИЙ НОВОСТЕЙ. Вот так. Ну что ж, давайте подытожим результаты этого воскресного проигрыша. Потоплено восемь сухогрузов… потеряно сто восемьдесят восемь человеческих жизней… девять крупных судов получили серьёзные повреждения или были выброшены на берег… потери от гибели кораблей и их грузов составили миллионы долларов. А ужас и боль, испытанные во время Великого урагана тысяча девятьсот тринадцатого года, и вовсе не поддаются оценке. Никто из переживших это страшное бедствие не забудет его до конца своих дней.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
«Потери… составили миллионы долларов… А ужас и боль, испытанные во время Великого урагана тысяча девятьсот тринадцатого года, и вовсе не поддаются оценке. Никто из переживших это страшное бедствие не забудет его до конца своих дней».
Ведущий с чувством произнёс эти слова и жестом, полным сожаления и горести, швырнул листы сводки на стол. Огни погасли, сцена погрузилась в темноту.
И сразу же зал взорвался аплодисментами. Люди, подхваченные единым порывом, вскакивали со стульев и восторженно кричали.
Сцена заново осветилась, и, кланяясь публике, Квиллер жестом указал на свою ассистентку, которая тоже встала и поклонилась. Новый взрыв ликования. Она взглянула на Квиллера, словно пытаясь понять, чем он вызван, и, поклонившись ещё раз, оба ушли со сцены.
– Не знала, что аплодисменты так опьяняют, – сказала Максина. – Думаю, они аплодировали моему парику.
– Нет, они аплодировали вам, – заверил её Квиллер, – вашему вступительному слову, задавшему тональность всему спектаклю.
– Я ни разу ещё не выступала перед аудиторией. Всегда была слишком стеснительной и не решалась участвовать в школьных постановках и даже в воскресных утренниках.
– Милая! – завопил вдруг откуда-то появившийся Гарри. – Ты была просто великолепна. Квилл!!! Ты нас околдовал. А сценарий-то какой мощный!
– Он построен на реальных фактах, это и впечатляет, – скромно ответил Квиллер. – У всех присутствующих есть родственники, которые сами Пережили эти события.
– Да… Например, мои дед и бабушка. Они всегда вспоминали об этом, когда семья собиралась вместе. Что ж, думаю, теперь самое время пойти в бар и отпраздновать ваш успех. А, Квилл?
– Спасибо. Праздновать будем, когда отыграем все запланированные спектакли. Завтра у меня трудный день. Так что нужно поехать домой – подкрутить шестеренки…
– И покормить котов, – подхватил Гарри, не раз слышавший это присловье.
По дороге домой Квиллер раздумывал над природой успеха. Театральные постановки были редкостью для Мускаунти, и каждый спектакль, как удачный, так и посредственный, всегда вызывал горячий приём у публики. А то, что люди, аплодируя, повскакали со своих мест, возможно, означало подсознательное стремление поскорее двинуться к дому. Кроме того, аплодисменты относились к его усам не меньше, чем к его актерским достижениям. Й всё-таки он понимал, что написал хороший сценарий и сумел донести его пафос до публики. Недаром же столько раз он репетировал перед котами!
Машина въехала во двор амбара, фары осветили заднюю стену дома – в кухонном окне был отчётливо виден Коко, восторженно приветствовавший его на задних лапах.
Кот, являвший собой этакий сгусток нервной энергии, всегда спешил довести до сведения хозяина, что его ждёт оставленное на автоответчике сообщение, или пора перекусить, или кто-то чужой бродил в его отсутствие вокруг дома. А Юм-Юм с озабоченным видом держалась на заднем плане.
Сегодня, едва хозяин вошёл, Коко скинул с полки одну из книг. |