Я пошлю его в школу ФБР, когда подрастёт, и, возможно, он получит там работу.
— У него будет всё хорошо. Коты рождены для того, чтобы совать нос в чужие дела. У моих детей есть кот, который лезет везде. Он стал бы прекрасным копом или хорошим репортёром. — Хеймс просмотрел меню. — До того как я сделаю заказ, — кто платит за ужин? «Прибой»? Или мы, низкооплачиваемые стражи общественного порядка?
— Кендал сказал нам, что ты хочешь поговорить об убийствах, — перешёл к делу Войцек, обращаясь к Квиллеру.
— Я собрал несколько фактов. Хотите услышать всё сейчас или сначала сделаете заказ?
— Давай послушаем.
— Отлично. Вот что я хочу сообщить. Вдова Ламбрета, кажется, очень доверяет мне, и она рассказала кое-что интересное. А кое-что я и сам нашел в квартире Маунтклеменса.
— Что ты там делал?
— Искал игрушку Коко. Это старый носок, заполненный высушенной мятой. Он бесился, потому что не мог найти его.
— Наш кот тоже без ума от кошачьей мяты, — заметил Хеймс.
— Это не кошачья мята. Это свежая мята, которую Маунтклеменс выращивал в горшках на подоконнике.
— Одно и то же, — сказал Хеймс. — Кошачья мята тоже из семейства мятных.
— Итак, что же ты нашёл, кроме игрушки? — спросил Войцек.
— Картину, которая изображает обезьяну, звонящую в колокол. Я позвонил миссис Ламбрет, она приехала и сразу узнала полотно.
— Чем же эта обезьяна примечательна?
— Она имеет отношение к картине с балериной работы Гиротто в галерее Ламбретов.
— Моя жена купила похожую за пятнадцать долларов, — вставил Хеймс.
— Гиротто написал много балерин, — пояснил Квиллер. — Его репродукции очень популярны. Но эта картина уникальна. Холст был разорван, и две части проданы отдельно. Ламбрет владел половиной с подписью Гиротто и охотился за другой половиной, на которой изображена обезьяна. Сложенные вместе и восстановленные, они будут стоить сто пятьдесят тысяч долларов.
— Люди получают в наши дни такие большие и нелепые деньги за какие-то картинки, — сказал Хеймс — Неужели ещё есть охотники до этой мазни?
— Ты нашёл отсутствующую половину… начал Войцек.
— В кладовке в квартире Маунтклеменса, — окончил Квиллер.
— В кладовке? Ты и впрямь занимался сыском, а? Усы Квиллера протестующе вздернулись, и он успокаивающе пригладил их.
— Я искал кошачью…
— Хорошо, хорошо. Значит, это выглядит так, словно Маунтклеменс убил человека, чтобы завладеть портретом дамы в короткой юбке. Что ты ещё знаешь?
Квиллер, раздражённый бесцеремонностью Войцека, почувствовал, что его желание сотрудничать с ними ослабевает. Он сказал себе: «Пусть они сами раскапывают свои паршивые улики».
— Маунтклеменс, по-видимому, имел виды на миссис Ламбрет.
— Она сама тебе это рассказала? Квиллер кивнул.
— Женщины всегда так говорят. Сама-то она интересовалась Маунтклеменсом?
Квиллер покачал головой.
— Запутался, — констатировал общительный Хеймс. — Итак, этот негодяй приехал домой, сделал харакири во дворике, после чего проглотил нож, чтобы скрыть доказательство самоубийства и бросить подозрение на бедную вдову. Передай мне, пожалуйста, масло.
Войцек бросил на своего партнёра нетерпеливый сердитый взгляд.
— Однако, — сказал Квиллер холодно, — у Маунтклеменса есть алиби. И он сделал паузу, подождав, какой будет реакция.
Кендал был весь внимание; Войцек вертел в руках ложку; Хеймс намазывал маслом ещё одну булочку. |