– Откуда вы это знаете?

– Киса – родом из одного выводка, который у меня в доме народился, и миссис – упокой её душу! – звонила ко мне за помощью. Бедная киса была такая нервозная, не ела, не спала… А теперь бедная женщина приказала долго жить, и никакого нету слуху, что стало с кисой… Позвольте вам подлить чайку, родненький.

Она подлила ему в чашку ещё чёрно-красного варева с крутящимся гарниром из чайных листьев.

– А этот её муженек, – продолжала она, – из тех, кого так и пучит важностью, но – поимейте в виду! – мне долгонько пришлось ждать от него платы. А я – со всеми этими голодными ртами, которые надо набить!

Квиллеровы усы подавали ему сигналы. Он сказал, что в связи с обстоятельствами должен обдумать удочерение кошечки. Потом завязал шнурки ботинок, развязанные кошками, и встал, чтобы уйти.

– Сколько я вам должен за консультацию?

– Три доллара не слишком будет для вас дорого?

– Думаю, как-нибудь справлюсь, – сказал он.

– А коли вам захочется пожертвовать несколько пенни на чашечку чайку, так они пойдут на покупку чего-нибудь вкусненького для кисок. Просто бросьте их в плошку из-под джема в холле на столе.

Миссис Хайспайт в окружении колышущихся хвостов проводила Квиллера до дверей; сиамский котёнок трогательно потёрся о его лодыжки. Он бросил два четвертака в банку из-под джема.

– Коли понадобится помощь, родненький, звоните мне в любое время.

– Я забыл упомянуть ещё об одном, – спохватился Квиллер. – На днях меня навестила вечерком подруга, и Коко пытался её укусить. Не то чтобы злобное нападение – просто намек на укус. Но не куда-нибудь, в голову!

– Что же делала леди?

– Коки ничего не делала! Она размышляла о своем бизнесе, когда Коко совершенно неожиданно прыгнул к её голове.

– Леди зовут Коки?

– Именно так её все и называют.

– Вам придется звать её как-нибудь по-другому, родненький. Коко подумал, что вы пользуетесь его именем. А кисик очень ревнует к своему имени, ещё как. Очень ревнует.

Когда Квиллер покинул кошариум на Мерчент-стрит, то сказал себе, что диагноз миссис Хайспайт звучал вполне логично; попытка атаки против Коки мотивирована ревностью. У первой же телефонной будки он остановился и позвонил в студию Мидди.

По телефону Коки оказалась странно ласковой и сговорчивой. Когда он предложил вместе пообедать, она пригласила его на обед к себе. Сказала, что будут только запеканка и салат, но пообещала ему какой-то сюрприз.

Квиллер вернулся к себе в офис и сел за статью. Пошло недурно. Слова текли легко, а те два его пальца, которые печатали, всё время ударяли по нужным клавишам. Заодно он ответил на несколько писем читателей, требовавших дизайнерского совета.

«Могу ли я положить стеганый mate l esse [35] в небольшое bergи re [36]?»

«Правильно ли будет поставить маленький сервант под высоким окном—фонарем?»

В покладистом своём настроении Квиллер говорил им всем: «Да. Конечно. Почему бы и нет?»

Как раз перед самым его уходом из офиса в пять тридцать ему позвонил заведующий библиотекой и сообщил, что Тейтово досье с газетными вырезками возвращено, и Квиллер прихватил его по пути из офиса.

Он хотел зайти домой и побриться перед визитом к Коки, и ему нужно было покормить кота. Не успел он выйти из лифта на пятнадцатом этаже, как услышал приветственные песнопения, а когда вошёл в квартиру, Коко начал хмельные гонки по комнатам. Он вскакивал на спинки кресел и с грохотом оттуда брякался. Взлетел на шкафчик со стереопроигрывателем и прокатился по всей его длине, смерчем светлой шерсти обогнул обеденный стол, смёл всё с письменного стола, повалил корзинку для мусора – всё время чередуя завывающий фальцет и баритональное рычание.