Разложил их по всему письменному столу: панорамы великолепных комнат, средних размеров снимки групп дорогой мебели и крупные планы нефрита. Тут были прекрасные кадры – как редкостного белого чайника, так и птицы, усевшейся на спину льва. Оказались тут и чёрный письменный стол – чёрное дерево с чёрным мрамором, которые были густо орнаментированы золочёной бронзой; и стол, поддерживаемый сфинксом: и обтянутые белым шёлком стулья, неудобные на вид.
Коко потёрся о лодыжки Квиллера.
– Что у тебя на уме? – спросил хозяин. – Я приготовил тебе завтрак. Поди-ка доешь его. Ты вряд ли Притронулся к этой вкуснятине!
Кот выгнул спину, вопросительным знаком изогнул хвост и прошёлся взад—вперед по репортёрским ботинкам.
– Сегодня получишь подружку для игр, – сообщил ему Квиллер. – Маленькую раскосенькую леди-кису. Может, надо бы взять тебя с собой… Хочешь надеть шлейку и поехать на смотрины?
Коко с длинноногим изяществом погарцевал в шлейке, похожей на цифру восемь.
– Но сперва я должен проколоть ещё одну дырочку в шлейке.
На кухне не оказалось инструмента для прокалывания дырочек в кожаных ремешках: ни шила, ни ледоруба, ни шестипенсовых гвоздей, ни даже старомодной открывалки для консервов. Квиллер ухитрился проделать означенную операцию острием пилки для ногтей.
– Вот! – заявил он. поискав глазами Коко. – Не дам я тебе снова выскользнуть!.. Ну, где же тебя чёрт носит?
Раздался влажный, неразборчивый, скребущий звук, и Квиллер резко обернулся. Коко был на письменном столе. Лизал фотографию.
– Брысь! – заорал Квиллер, и Коко, спрыгнув на пол, ускакал, словно кролик.
Репортёр осмотрел снимки. Поврежден был только один.
– Мерзкий кот! – сказал он. – Ты разлохматил это прекрасное фото!
Это бидермайеровский шкаф лизнул Коко своим наждачным языком. Поверхность фотографии была ещё влажной. С одного угла повреждение казалось едва заметным. Только когда свет определённым образом падал на фотографию, становилась видна тусклая, чуть взъерошенная полоска.
Квиллер разглядел её поближе и подивился детальности банзеновского фото. Ясно выделялась текстура дерева, и, какое бы освещение ни использовал фотограф, оно придавало шкафу трёхмерность.
Резные металлические медальоны изящно обрамляли крохотные замочные скважины. Красивая тень подчёркивала край выдвижного ящика, идущего через весь низ шкафа.
В боковой стенке шкафа обнаружилась ещё одна тонкая тёмная линия, которой Квиллер раньше не замечал. Она насквозь рассекала древесную текстуру. Для дизайна или конструкции шкафа она вряд ли была нужна. Квиллер ощутил лёгкое покалывание в усах и поспешно их пригладил. Потом схватил Коко и впихнул его в шлейку.
– Пошли, – сказал он. – Ты вылизал нечто, наводящее меня на интересные мысли!
Поездка на такси до Тёплой Топи была долгой и дорогостоящей. Квиллер прислушивался к щелканью счётчика и любопытствовал, удастся ли ему списать это путешествие на казённый счёт. Кот сидел, прижавшись к хозяйскому бедру, но, как только такси свернуло в проезд к дому Тейта, Коко насторожился. Он привстал на задние лапы, положил передние на край окна и обмяукал пейзаж.
Квиллер попросил шофера:
– Я хочу, чтобы вы дождались меня и отвезли обратно в город. Я, вероятно, пробуду тут с полчаса.
– Ничего, если я съезжу на железнодорожную станцию и позавтракаю? – спросил водитель. – Счётчик я вырублю.
Квиллер зажал кота под мышкой левой руки, намотал привязь на левое запястье и позвонил в колокольчик испанского особняка. Стоя в ожидании, он уловил во владениях Тейта нотку заброшенности. Трава крайне нуждалась в стрижке. Пожухлые жёлтые листья, первые, что опали этой осенью, кружились по внутреннему дворику. |