Изменить размер шрифта - +
Розмари поднесла фонарик поближе. Конверт с почтовым штемпелем двухгодичной давности был адресован Франческе Клингеншоен. Отправителем значилась риэлторская фирма во Флориде.

– Загляни в него, Квилл.

– Деньги! Купюры по пятьдесят долларов.

– Дай-ка я сосчитаю. Я привыкла считать деньги. – Она пересчитала банкноты с профессиональной скоростью. Общая сумма составляла без малого двенадцать тысяч долларов. – Что мы будем с этим делать?

– Они принадлежат работнику Фанни, – сказал Квиллер. – Мы положим всё обратно, приведём постель в порядок и уйдём отсюда, пока комары не явились сюда всем войском.

Поздно ночью, ворочаясь без сна, Квиллер размышлял о тайнике в сарае. Неужели этот недотепа копит деньги на покупку ночного клуба в Лас-Вегасе? Откуда у него взялась такая сумма? Не от тёти Фанни. Она, без сомнения, даёт ему не больше двух-трех долларов за раз.

Квиллер услышал тяжёлые шаги на крыше. Он очень надеялся, что Роджер прав и это енот.

 

ОДИННАДЦАТЬ

 

Во вторник утром, ещё до завтрака, Квиллер поехал в город купить яиц. Розмари утверждала, что для хорошего пищеварения нет ничего лучше, чем яйцо всмятку. Квиллер не помнил, чтобы ел яйца всмятку с того самого времени, когда во втором классе сидел дома, заболев свинкой. Розмари встретила его на пороге. Лицо её было сурово.

– Коко гадко себя вёл, – заявила она.

– Гадко?

Никто и никогда не обвинял Коко в гадком поведении. Его могли считать упрямым, высокомерным или деспотичным. Но гадкое поведение было ниже его достоинства.

– Что же он сделал?

– Снова вытащил все чёрные тюльпаны. Я сама видела, как он это делал. Мне пришлось его хорошенько отругать и запереть в ванной. Юм-Юм ждёт там под дверью и кричит, но Коко сидит очень тихо. Знает, конечно, что набезобразничал.

Квиллер приоткрыл дверь. Картина, представшая его взору, напоминала последствия урагана. Рулон бумажных полотенец был превращен в конфетти. Мусорная корзина перевёрнута, и её содержимое разбросано вокруг. Коробка, в которой лежало двести косметических салфеток, пуста, а туалетная бумага раскручена и развешана фестонами по всей ванной. И всё это щедро посыпано ароматическими солями для ванн и стиральным порошком.

Коко гордо сидел на бачке, словно закончил произведение концептуального искусства и был готов начать пресс-конференцию.

Квиллер провёл рукой по лицу, чтобы стереть ехидную улыбку, но Розмари расплакалась.

– Не расстраивайся. – посоветовал он. – Иди вари яйца, а я тут приберу. Я думаю, он пытается что-то рассказать нам про чёрные тюльпаны.

Разговор за завтраком не клеился. Розмари робко спросила:

– Когда мы увидим тётю Фанни?

– Я позвоню ей после завтрака. Сегодня нужно отогнать твою машину в Мусвилл, чтобы починили глушитель. А пока будем там, можем зайти в музей и пообедать в «Бяках»… И ещё я предложил бы убрать отсюда все чёрные тюльпаны.

Звонок в Пикакс, как всегда, потребовал терпения.

– Ну конечно, я буду просто счастлива видеть завтра тебя и твою знакомую, – прогудела тётя Фанни. – Непременно приезжайте к обеду. У нас будут свиные отбивные или телятина в белом вине. Ты любишь суфле из шпината? Или, может, лучше сделать капусту в сырном соусе? У меня есть замечательный рецепт суфле. Как там погода на берегу? Нужно Тому что-нибудь для тебя сделать? Могу на десерт испечь воздушный апельсиновый пирог, если ты…

– Тётя Фанни!

– Да, дорогой?

– Не устраивайте большого обеда. У Розмари очень скромный аппетит. От услуг Тома не откажусь, если вас это не ущемит. У нас на берегу много дохлой рыбы, которую надо бы закопать.

Быстрый переход