Третий конверт содержал сообщение от главного редактора. Шеф напоминал сотрудникам о традиционном ежегодном конкурсе на лучшую статью. Кроме премий общей суммой в три тысячи долларов наличными, для поощрительных призов предназначались двадцать пять мороженных индеек, пожертвованных «Объединенными птицефермами, инкорпорейтед».

— Которые надеются, что журналист «Бега» будут любить, лелеять и рекламировать их до гробовой доски, — добавил вслух Квиллерен.

— Йоу, — сказал Коко, умываясь.

Теперь индейкой занялась самочка. Коко всегда оставлял ей половину — или добрую треть.

Квиллерен провел рукой по шерсти Коко, мягкой, как у горностая, и в который раз восхитился ее окраской: от горчичного до шоколадного. Природа и впрямь постаралась. Потом зажег трубку и лениво развалился в кресле, закинув ноги на кровать. Ему пригодилась бы одна из этих денежных премий. Он смог бы отослать пару сотен в Коннектикут, а потом начать покупать мебель. Со своей мебелью легче найти жилье для одинокого мужчины с двумя котами.

До тридцать первого еще достаточно времени, чтобы написать и опубликовать что-нибудь стоящее. Редактору отдела, как обычно, не хватало рождественского материала. Арч Райкер созвал всех сотрудников и хмыкнул: «Ребята, у нас что, нет никаких идей?» Без особой надежды он всматривался в лица собравшихся: упитанных фельетонистов, изможденных критиков, парня, который занимался путешествиями, хобби, авиацией, недвижимостью и садоводством и Квиллерена — журналиста «широкого профиля». Райкеру отвечали грустные взгляды ветеранов, переживших не один рождественский номер…

— Чтобы получить премию, — сообщил Квиллерен коту, — нужно что-то убойное.

— Йоу, — согласился Коко, вспрыгнул на кровать и взглянул на хозяина, сочувственно моргая.

Сапфировые при дневном свете кошачьи глаза в искусственном освещении гостиничного номера казались большими кругами черного оникса с вкраплениями алмаза или рубина.

— Была бы тема, — пикантная, но без особого душка, остальное приложится.

Квиллерен раздраженно хмурился и разглаживал усы мундштуком. Вот Джек Джонти, молодой нахал из воскресного отдела, — устроился камердинером к Персивалю Даксбери, и накатал статью о самом богатом человеке города — «взгляд изнутри». Почетные горожане отнеслись к этой проделке без энтузиазма, но две недели подряд газета расходилась лучше обычного; все говорили, что первая премия Джонти обеспечена. Квиллерен презирал юнцов, которые недостаток способностей восполняют нахальством.

— Джек даже писать грамотно не умеет, — сообщил он своему единственному внимательному слушателю.

Коко продолжал моргать. Он выглядел сонным. А кошечка вышла на охоту. Она встала на задние лапки, исследовала содержимое мусорной корзины, вытащила оттуда скомканную бумагу размером с мышь и притащила добычу Квиллерену. Записка коричневыми чернилами оказалась на коленях у журналиста.

— Спасибо, но я уже ее читал, — сказал он. — Не трави душу!

Квиллерен пошарил в тумбочке, нашел резиновую мышку и пустил ее по полу. Кошка бросилась за ней, обнюхала, выгнула спину и вернулась к мусорной корзине. На этот раз девочка выудила бумажный носовой платок и принесла его хозяину.

— Охота тебе носиться с этим хламом! — возмутился он. — У тебя столько хороших игрушек!

Хлам! У Квиллерена зачесалось под усами, кровь прилила к лицу.

— Хламтаун! — обратился он к Коко. — Рождество в Хламтауне! Может выйти потрясающая штуковина! — Он оживился и хлопнул по подлокотникам.