Ламбертаунский ссудный банк закрыли на неопределенное время, а его имущество – арестовали в ожидании слушания в банковской комиссии штата дела по обвинению в мошенничестве.

Имелись подозрения, что миллионы долларов, принадлежащие вкладчикам, исчезли.

Исчезли также президент этого учреждения и его секретарь.

ПЯТЬ

Вести о скандале в Помойке пришли рано утром, давая тем самым «Всякой всячине» возможность переделать первую страницу. Арчи Райкер позвонил Квиллеру, чтобы тот помог с переписыванием статей и телефонными звонками.

– И послушай, Квилл: остановись у Тудла и захвати несколько бутылок шампанского.

В журналистском нетерпении выведать правду обо всей этой истории, Квиллер поспешил из дому, не забыв, однако, помахать сиамцам на прощание рукой и сообщить, куда идёт и когда вернётся, словно им было до этого дело. После завтрака их обычно мало что интересовало. Вот и сегодня Юм-Юм, подвернув калачиком лапки, одарила Квиллера стеклянным взглядом, а Коко вообще ушёл, и было слышно, как он скребётся в своей ванночке.

В редакции газеты царило ликование. Сенсационные новости редко поспевали вовремя. Обычно публика узнавала их из электронных средств массовой информации, которые рассказывали о них кратко, но всё-таки первыми. А газета вступала вторым голосом не раньше чем на следующий день. Правда, газета могла напечатать фотографии, дополнительную информацию, проливающую свет на событие, основные факты, мнения опрошенных свидетелей и случайных наблюдателей. Не зря же «Всякая всячина» претендовала на звание летописи севера страны. Лозунгом было: «Прочтите об этом все!» – так в старые времена кричали уличные продавцы газет.

Заработали типографские станки – и в потолок ударили пробки от шампанского. Если Квиллер и вспоминал бурные дни в Центре, когда шампанское текло рекой, то без тоски или ностальгии. Ему было хорошо там, где он был, тогда, когда был, и тем, кем был.

Наконец раздался громкий голос Райкера:

– Хватит веселиться! Придите в чувство!

Служащие утихли и принялись за работу, а Квиллер отправился по своим делам. Он оставил машину на стоянке и пошёл в город пешком, чтобы заняться собственным расследованием.

Первым делом он зашёл в полицейский участок повидать своего друга Эндрю Броуди, но того не оказалось на месте, – возможно, он присутствовал на встрече с законниками округа и штата и решал вопрос, где и как найти беглецов.

Затем Квиллер заглянул к Аманде в ателье по дизайну на Мейн-стрит. Аманды не было, зато Фран Броуди удерживала крепость силой своего очарования – она сидела за французским письменным столом, скрестив длинные стройные ноги и покачивая двойными колечками серег. Она была одной из тех обольстительных молодых женщин, которые заигрывали с Квиллером, когда он приехал в Пикакс в качестве наследника Клингеншоенов. Но только Полли Дункан не сошла с дистанции. К тому же не Полли, а он бегал за ней. Однако Фран осталась другом и Доверенным лицом. Квиллер восхищался её талантом дизайнера, её преданностью Театральному клубу и её светлой гривой клубнично-розового оттенка. Кроме того, она была дочерью шефа полиции, а значит, источником информации из первых рук.

Когда он вошёл в ателье, она, заметив его, отвернулась и громко заохала – кусочек пантомимы из Театрального клуба.

– Всё так плохо? – спросил Квиллер. Он был в курсе того, что ателье занималось реставрацией и отделкой Прогулочного поезда.

– Этот паразит должен нам десятки тысяч! – взвыла она. – Аманда сейчас у адвоката. Флойд подписал с нами рабочий контракт, а нам и не снилось, что он на этом и смоется.

– Железнодорожные вагоны – единственное, что вы для него делали?

– Нет. Сначала мы оформили Ламбертаунский ссудный банк, и ему понравилось.