ДВА

Квиллер писал благодарственную записку, устроившись за письменным столом в библиотеке, – так называлось пространство, отгороженное стеллажами и одной из сторон каминного куба. Для серьёзной работы у него имелся ещё и кабинет на балконе, вне досягаемости сиамцев, но книжная, дружеская атмосфера библиотеки больше подходила для переписки и телефонных разговоров. Для короткого письмеца Селии Робинсон Квиллер избрал шутливо-высокопарный стиль, вызывавший у неё приступы хохота. Дамочка любила посмеяться; требовалось очень немногое, чтобы её рассмешить.

Дорогая Селия,

нет слов, чтобы описать ту безмерную признательность, которую я испытал, получив сегодня восхитительные яства, прибывшие, дабы раздразнить мой аппетит и укрепить мой дух. Ваши кабиблы вызвали восторженный рёв знатоков в этом северном бастионе гастрономии. Почему бы Вам не запатентовать это чудо кулинарного искусства? Вы могли бы стать Бетти Крекер двадцать первого столетия! Возможно, на правах дружбы Вы предоставите мне преимущественное право распространения кабиблов в Мускаунти и Локмастере? В таком случае не забудьте дать мне Ваш новый адрес, чтобы я мог заказывать сей продукт в десятифунтовых пакетах или в двадцатигаллоновых бочках.

С благодарностью, К.

Ни одна живая душа в Пикаксе не знала о странном знакомстве Квиллера с Селией Робинсон, даже Полли Дункан, – особенно Полли, склонная обижаться на малейшую попытку вторгнуться в пределы её территории. Началось это заочное знакомство, когда во Флориде внезапно умерла бабушка Джуниора Гудвинтера. Беседуя по междугородному телефону с её ближайшей соседкой, Квиллер вёл расследование обстоятельств смерти, – так они с Селией стали закадычными друзьями. Он называл её своим секретным агентом, а она его – шефом. Он посылал ей коробки вишен в шоколаде II шпионские романы в мягкой обложке, которыми она зачитывалась; она ему – печенье домашнего изготовления. Но друг друга они никогда не видели.

Расследование давно закончилось, однако Квиллер знакомства не прерывал, в глубине души надеясь, что Селия, обожавшая готовить, когда-нибудь поселится в Пикаксе и возьмётся кормить его и его котов. Надежды, надо сказать, были не беспочвенные: Селия хотела покинуть деревню для пенсионеров во Флориде. «Слишком много стариков», – жаловалась она. А ей всего-то исполнилось шестьдесят восемь.

На следующее утро, спустившись по грунтовой дорожке к шоссе, носившему название Тривильен-роуд, Квиллер бросил письмо в сельский почтовый ящик. Грунтовая дорога – две колеи от фургона, перевозившего фрукты, – тянулась примерно один квартал: мимо яблоневого сада, мимо лесочка, давно облюбованного белками и птицами, мимо развалин старой сгоревшей фермы Тривильена и тех двух акров земли, на которых Полли собиралась строить свой новый дом. Квиллер задержался на несколько минут, чтобы обозреть строительную площадку. Каменный фундамент старого дома отчетливо виднелся среди зарослей сорняков. А кусты сирени прекрасно обходились и без вмешательства человека: вытянувшись на высоту двухэтажного дома, они весной по-прежнему благоухали, и запах цветущей сирени долетал порой даже до яблочного амбара.

Полли намеревалась сохранить старый каменный фундамент, а для чего – ещё не решила. Она всё спрашивала: «Где мне построить дом – напротив прежнего, позади или всё-таки на некотором расстоянии от этих каменных руин? Не могу же я строить прямо на них!»

Квиллер пытался что-то предлагать, но её вопросы были скорей риторическими» – как человек независимый, Полли любила решать всё сама. Она имела блестящую репутацию очень квалифицированного работника, умеющего находить свежие решения.