– С тех пор он так больше и не совершал пробегов? – продолжал задавать вопросы Квиллер.

– Не-а.

– Плохо, что Ссудный банк закрыли. Жители Содаст-сити, вероятно, испытывают материальные затруднения. Вы тоже пострадали?

– Не-а. У меня нет денег в банке.

«Гм, – призадумался Квиллер, – почему он не участвует в акционерном банке своего зятя?»

– Осилите ещё рюмочку ржаного, Ози? И гамбургер?

– Док говорит: одна – ерунда, так я считаю, что и две – на пользу голове.

Квиллер жестом попросил повторить заказ.

– Мне правду сказали, что Флойд Тривильен – ваш зять?

– Да.

– Как вам нравятся модели поездов у него дома?

– Никогда их не видал, – сказал Ози, уставившись в пространство.

Последовало неловкое молчание, которое Квиллер заполнил вопросами о качестве гамбургеров, степени их прожаренности, об имеющихся в наличии приправах и о типах жарких. В баре подавалось мясо по-железнодорожному: толстые ломти с поджаренной корочкой. Наконец он сказал:

– Однажды я видел вашу дочь. У вас ещё есть дети?

Ответ Ози был безыскусной констатацией фактов:

– Один сын погиб на рельсах. Другой убит во Вьетнаме. Ещё один – где-то на Западе.

– Печально слышать. Вы часто видитесь с дочерью?

– Не-а. Я никуда особо не выбираюсь.

Квиллер кашлянул и предпринял дерзкий шаг.

– Вы знаете, что она серьёзно больна? Вам следовало бы сделать над собой усилие и навестить её. Возможно, ей недолго осталось.

Ози поморгал глазами. Было ли это проявлением чувств или старческой туповатостью? И вдруг сердито проговорил:

– He видал её с тех пор, как она вышла замуж за этого парня! Я сразу сказал, что в нем нёт ничего хорошего. Они даже в церкви не венчались! Думаю, она получила хороший урок.

– Она очень гордится вами, Ози, гордится, что её отец – знаменитый машинист. Что бы там ни случилось, вы всегда были её героем, – с сочувствием в голосе сказал Квиллер.

– Тогда почему она меня не послушала? Она была хорошей девочкой, пока не встретила этого мошенника. Я знал, что он плохо кончит.

– И всё же вы согласились вести для него «девятку», – подколол старика Квиллер.

– Уж больно парень из рекламы хотел, чтобы я это сделал. Заплатил хорошие деньги. Да и почётно к тому ж. Публика радовалась, играл оркестр! Никто не знал, что хозяин «девятки» – мошенник!

– Вы когда-нибудь видели ваших внуков?

– Не-а.

– Парень строит дома, а девочка, думаю, бухгалтер. Ваша жена жива?

– Не-а. Девять лет, как умерла. – А как она относилась к тому, что вы не общаетесь с дочерью?

– Никогда об этом не говорила. Я не разрешал ей произносить в доме имя Флорри… Говорите, парень строит дома? Куда отец, туда и сын. Верно, тоже станет мошенником.

Квиллер подумал о физическом сходстве отца и сына: Эдди был таким же волосатым, как все Тривильены.

– Ози, – сказал Квиллер, – возобновление отношений может продлить жизнь вашей дочери. Вы для неё много значите. Верю, что вам трудно сделать первый шаг к примирению, но преодолейте себя, и ваш поступок станет лучшим; что вы сделали в жизни. Долго вы с ней не виделись?

– Двадцать пять лет. Ей было всего лишь девятнадцать, когда они устроили эту позорную свадьбу в кабине паровоза. В рабочей одежде! Без белого платья! Я не пошёл. И своей жене не позволил.

Ози повесил голову и не сказал больше ни слова, а Квиллер подумал: «Он будет поражён, увидев её!»

Затем они некоторое время молча жевали свои гамбургеры, после чего Квиллер сказал:

– Женщина, которая ходит за Флорри, могла бы как-нибудь днем заехать за вами, а потом привезти обратно.