– И замуж так и не вышла? – спросил Квиллер.

Мэгги сдержанно кивнула.

– Назло, я думаю. Она была единственным ребёнком, и на ней, следовательно, кончалась прямая линия Хиббардов… Я никогда не забуду, как она, когда вернулась из Италии, горько плакала изо дня в день. И я плакала вместе с ней.

Слёзы выступили у неё на глазах, и Квиллер сказал:

– Я, пожалуй, выпил бы чашку чая.

Когда Мэгги вернулась с чайным подносом, лицо у неё было спокойное.

– Мне было вдвойне обидно за Вайолет, потому что мы с Джереми были райски счастливы, и он выращивал розы со страстью. Однажды он послал Вайолет розу на длинном стебле, сопроводив её знаменитыми стихами Хафиза, которые вы, наверно, знаете.

Она прочла наизусть написанные в тринадцатом веке строки:

Не выпускай вовек из рук бокал с вином.

Не разжимай руки, держащей стебель розы.

Мир нашу жизнь создал дурным умом,

Так будь же сам стратег и не страшись угрозы.[12]

– М-м-м, – промычал Квиллер. – Вдохновенный жест!

– То, что ей было нужно, Квилл. Не знаю, что больше – стихи или роза. Джереми начал наблюдать за розовыми бутонами за двадцать лет до того, как это вошло в моду в Локмастере. И специально для этой цели выращивал в теплице розы на длинном стебле. Это особый сорт, знаете ли, их сажают почти впритык, чтобы они тянулись вверх. Как мне жаль, что вы с Джереми не знали друг друга.

– Вы знаете, что у Вайолет проблемы со здоровьем?

– Я знаю, что она сегодня поехала в Локмастер. к своему врачу. Уже несколько лет, как у неё признали аневризму. Эта болезнь сражает без предупреждения.

На какое-то мгновение Квиллер потерял дар речи.

– Я потрясён! У меня сердце разрывается… Бедная она, бедная! Я поражён тем, с какой выдержкой она держится,

– Она научилась жить каждым днём, – сказала Мэгги. – Теперь вы знаете, почему я рада, что вы работаете над книгой о Хиббард-Хаузе. А с другой стороны, она, возможно, доживёт до ста лет. Я подумаю, что ещё я могу вспомнить о тех годах.

– И добавляйте это к уже записанному на диктофон, а я через неделю свяжусь с вами по телефону.

Когда Олден на служебном фургоне Хиббард-Хауза въёхал во двор амбара, Квиллер, выйдя к нему навстречу, посоветовал развернуть машину кузовом к кухонной двери. Коко и Юм-Юм наблюдали за маневрами из окна, но вскоре разбежались в разные стороны. Квиллер любил повторять, что только два сиамца знают, как разбежаться сразу в трёх направлениях.

Мужчины сложили коробки по одну сторону каминного куба, и Олден предложил помочь расставить книги по полкам. Но Квиллер сказал, что сначала их надо внести в каталог.

– Я займусь распаковкой, а вы подымитесь наверх и послушайте, какая здесь акустика. Прочтите что-нибудь, например, из Шекспира.

– Да, такая удача выпадает человеку лишь раз в жизни! – заявил гость, обозревая собрание шекспировских пьес. – У вас коллекционное издание, как я погляжу. Счастливчик!

– Возьмите «Генриха Пятого» и прочтите пролог, – предложил Квиллер. И потом с истинным наслаждением, как зачарованный слушал лившиеся из-под крыши амбара тридцать четыре строки начиная с первой: «О, если б муза вознеслась, пылая…»

Ничего подобного яблочный амбар ещё не слыхал! Быть может, сам чтец ещё никогда не выступал в таком прекрасном зале!

– Спойте что-нибудь, Олден! – крикнул Квиллер снизу.