В доме ухода за престарелыми есть женщина, чья бабка служила у Хиббардов. Завтра я, пожалуй, схожу к ней после работы. Правда, вечером посетителей туда не пускают, но я попросил босса отпустить меня часа на два раньше – когда газету уже сверстают. Я сказал ему, что это для вас. Он разрешил.
Они ужинали за маленьким столиком у окна в обществе сиамцев, которые бегали вокруг.
– Они не попрошайничают, – объяснил Квиллер, – просто поддерживают компанию.
Некоторое время хозяин и гость жевали в дружеском молчании.
– И кто ещё, – прервал его Кеннет, – живёт в этом ряду?
– Миссис Дункан из книжного магазина, ветеринар из лечебницы для домашних животных и наш Человек Погоды.
– Мистер Гуд? Он же чокнутый!
– Он из Хорсрэдиша, а там все немного чокнутые! У него есть кот – Гольф Стрим, очень подходящее для него по многим причинам имечко… Кстати, раз мы заговорили о Хорсрэдише. Последняя представительница семьи Хиббардов только что вышла замуж за уроженца этого города. Было объявление в пятничном номере. Все только об этом и говорят.
Квиллер умолк, почувствовав перемену в радужном настроении своего гостя. Потом продолжал:
– Он намного младше неё, талантлив и красив, так что считается завидной партией. Но она – единственная наследница всего состояния Хиббардов, очаровательная и образованная женщина – тоже очень хорошая партия… особенно если учесть, что здоровье у неё неважное.
Квиллер говорил с той небрежностью, с какой сообщались городские новости в пресс-клубе, где свободно обменивались слухами и малопристойными фактами.
Кеннет перестал есть. Лицо его залила краска.
– Это мой отчим! – прервал он Квиллера.
– Вот как? – изобразил удивление Квиллер, хотя давно уже догадался. – Значит, его прежняя жена, убитая незадачливым стрелком, – твоя мать!
– Она вышла за него сразу после смерти отца, – сказал Кеннет задыхающимся голосом. – Люди только руками разводили. А потом и трёх лет не прошло – её застрелили, когда она ехала по проселку верхом. Стрелявшего так и не нашли. Так что сами понимаете, что говорили люди! Мой отчим завзятый охотник на уток. Каких только ружей у него нет, включая «ремингтон-тридцать ноль шесть». Для снайпера вполне годится!
– А что дало официальное расследование?
– Дело прекратили за недостатком улик. Вот почему я поехал не в журколледж, а в полицейскую академию.
– Могу понять твои чувства.
Сказано это было тем глубоко сочувственным тоном, который, словно ключик, отмыкал душу собеседника, выпуская на волю признания, исповеди, а иногда и слезы. Кеннет вскочил и, засунув руки в карманы брюк, заметался по комнате.
– Как насчёт сладкого? – спросил Квиллер.
– Спасибо, мне пора домой.
– Всё сказанное в этих стенах в них и останется, Кен, – сказал Квиллер.
Кеннет уехал. Кошки проводили его до дверей. Они всё время слушали.
Вторую половину дня Квиллер потратил на то, чтобы сделать что-то из ничего – как он отзывался о «Пере Квилла». Из книга про утиную охоту, одолженную ему братьями Виски, можно было многое почерпнуть, а статья о водоплавающих пришлась бы весьма кстати в «утиный сезон», как его называли охотники. Загвоздка была в том, что в этой богато иллюстрированной книге, как и следовало ожидать, говорилось исключительно об охоте. А охота не входила в число разнообразных интересов Квиллера.
Когда братья Виски приглашали его принять участие в одной из их охотничьих вылазок, он тотчас отказался: «Мы с ружьём друг друга не выносим». Как бы не так! В молодые годы он не раз выигрывал на карнавалах целлулоидных пупсов за стрельбу по двигающимся мишеням, и его меткость высоко ценили девицы, которым он раздавал свои призы. |