Только не говорите ей, что это я её отдал». Я цитирую приблизительно но мысль была именно такой.
– У меня нет слов! Это произошло в понедельник?
– Да, когда я была у них с младшими помощниками. Извините, что я не принесла её в тот же день. Очень хотелось переписать несколько рецептов. Надеюсь, вы не имеете ничего против?
– Селия, я не только не имею ничего против, но я ещё и повышаю вас до звания Старшего Помощника по Особо Секретным Делам.
Она рассмеялась и пожелала ему спокойной ночи, Какое-то время Квиллер не отрываясь, смотрел на телефонный аппарат. Он думал о том, что если бы Дональд подождал ещё двадцать четыре часа, то мог бы выдать собственную мать и получить вознаграждение… а мог бы и поделить с ней вырученную сумму.
Не обращая внимания на кошачий хор, Квиллер принялся рассматривать книгу. Чёрная обложка посерела от десятилетиями роняемой на неё муки: Айрис всегда гордилась своим кулинарным неряшеством. Книга распухла от вставленных страничек и пожелтевших газетных вырезок, заляпанных и щедро измазанных невесть чем. Квиллеру показалось, что среди этих пятен он различает следы бекона, томатного сока, оливкового масла, шоколада, кофе и крови. Некоторые строчки, написанные и без того неразборчивым почерком, были размыты. Журналист направился в свой кабинет и напечатал сообщение для «Всякой всячины» и «Локмастерского вестника»:
Пропавшая кулинарная книга, принадлежавшая Айрис Кобб, анонимно возвращена своему законному владельцу, Фонду Клингеншоенов, который намерен опубликовать её. По словам представителя Фонда К., обещание заплатить 10 000 долларов всякому, кто сообщит о местонахождении книга, не принесло должных результатов. Пропажа возвращена добровольно, и никакого расследования по этому делу предпринято не будет.
Телефон зазвонил именно тогда, когда Квиллер выдавал сиамцам ломтики мясного хлебца. Вместо ответного приветствия в трубке послышалось тяжёлое дыхание.
– Алло! – повторил Квиллер, усиливая вопросительную интонацию голоса.
– Я собираюсь покончить с собой, – сообщил звонивший очень высоким голосом. Фраза была произнесена монотонно, но фальцет выдавал отчаяние.
– Что? Что вы сказали? Это ты, Обри?
– Я собираюсь покончить с собой.
– Где ты? У матери?
– Нет, я вернулся домой. Вернулся, чтобы взять ружье. Я застрелюсь.
Квиллеру и раньше приходилось слышать угрозы самоубийц. Обри сейчас необходимо было с кем-нибудь поговорить.
– Как мама отнеслась к твоему уходу?
– Я ей ничего не сказал.
– Как ты добрался до дома?
– Пешком.
– А что, мама не видела, как ты уходил?
– Нет, она копалась в саду.
– Тебе не кажется, что ты должен был её предупредить?
– Я ей не нужен. У неё есть внуки. Я застрелюсь.
– Но кто тогда будет заботиться о твоих пчёлах? Ты нужен им! Ты ведь сам мне говорил, что они твои друзья.
– Их больше нет. Я их выкурил.
– Ты обвиняешь их в том, что случилось? Они не знали, что делали.
В трубке опять послышалось тяжёлое дыхание.
– Я схожу с ума. Не могу есть. Не могу спать. Я застрелюсь.
– Послушай, Верзила, подожди минутку. Мы должны с тобой всё обсудить. Я – твой друг. И хочу знать что беспокоит тебя.
– У меня есть ружье старика. Я направлю его себе под подбородок и нажму на курок.
– Хорошо, но только ничего не делай без меня. Я выезжаю прямо сейчас – ты меня слышишь? Приеду через десять минут. Включи фонари у дома.
Квиллер схватил куртку и ключи от машины, напоследок ему хватило здравого смысла запихнуть остатки мясного хлебца в холодильник. |