— Либби у вас бы очень понравилось, — сказал Фрэнки. — Вы с ней когда-нибудь пересекались?

— Да. Очаровательная девушка.

Две слезинки скатились по лицу молодого человека.

— Теперь моя жизнь кончена. Либби и я… мы собирались пожениться и ездить по свету с концертами. Но она пошла в сад без защитной сетки, которую дал ей доктор.

— Я слышал, она держала её в кармане садовой куртки.

— Да, но она надевала эту куртку, когда мы шли гулять. Наверное, она вынула сетку, а положить обратно забыла. И вот погубила и свою жизнь, и мою.

Сиамцы, для которых плачущий человек был в диковину, приблизились к нему и сели в ногах; Фрэнки погладил их, и это принесло ему облегчение.

С этой минуты до конца обеда он не произнёс ни слова.

— Мне надо возвращаться в театр, — заявил он наконец и, вскочив, помчался к Квиллеровой машине, даже не попрощавшись с сиамцами.

Квиллер повёз его обратно в концертный зал и высадил у самых дверей, но благодарности не услышал, зато в фойе увидел Дейзи.

— Спасибо вам, Квилл, — сказала она. — Ну как?

— О'кей, только он, по-моему, очень нервничал, боясь опоздать.

Оставив Фрэнки без дальнейших церемоний у дверей концертного зала, он возвратился в амбар — пора было кормить хвостатых питомцев. Те пребывали в крайне возбужденном состоянии. Это означало, что телефон не умолкал, но никаких сообщений на автоответчике никто не оставлял.

Наполнив плошки едой, Квиллер наблюдал, как сиамцы её поглощают — они ели нервно, то и дело оглядываясь на дверь. И вдруг, пока они ещё стояли, склонившись над плошками, зазвонил телефон. Оба подскочили на целый фут.

Из театра звонила Дейзи.

— Опоздать Фрэнки не опоздал, но совсем скис. Пришлось Ханне его заменить. Что случилось?

— Это не телефонный разговор, — сказал Квиллер. — Я завтра зайду.

Заполняя вечером дневник, он вспомнил разговор, невольно подслушанный у «Луизы» после того, как Либби умерла от укуса пчелы. Сплетни всегда застревают в памяти. Вот что он тогда слышал: «По-моему, звучит подозрительно!.. Не выкладывают они все, как было, — от начала и до конца… Моя кузина работает в „Старой усадьбе", так она говорит: там об этом несчастье — тс-с! молчок! — запретная тема».

И прессу тоже уверили, что не стоит раздувать шумиху вокруг происшествия в садах «Старой усадьбы», чтобы не испортить её, так сказать, репутацию в глазах общественности. Но, как гласит народная мудрость, шила в мешке не утаишь…

Семнадцать

В субботу поздно вечером Квиллер позвонил Уэзерби Гуду в «Ивы».

— Джо, я устал жить в пикакском Тадж-Махале и демонстрировать его каждой заезжей знаменитости. Мы переезжаем в «Ивы».

— Молодец! Устроим вечеринку с пиццей!

— А может, привезешь сюда завтра Конни с Барбарой на воскресный ужин и концерт? Акустика, сам знаешь, в амбаре потрясающая, и у меня как раз есть запись Ледфилдовых дуэтов — скрипка и фортепиано, которые мне придётся вернуть Мегги Спренкл. Еду доставит Пэт О'Делл. А потом мы отправимся в «Ивы», а к следующей субботе будем готовы к премьере «Кошек».

В воскресенье после полудня из «Ив» в амбар прибыла делегация с дарами: Уэзерби — с бутылкой без этикетки, Конни — с крендельками домашней выпечки, Барбара — с попурри из джазовых стандартов.

Обеим дамам, как посетившим амбар впервые, сиамцы устроили экскурсию по пандусам и лестницам — чтобы они могли полюбоваться сказочными видами.

— Попробуйте посидеть в их плетёном кресле-качалке, — напутствовал их Квиллер.