Рука отца Фернандеса протянулась ко лбу извивающегося в руках Темпл кота. Тот выскальзывал из ее объятий, его черная шерсть была ужасно гладкой и скользила, и Темпл пришлось согнуть колени, чтобы удержать тяжесть кошачьей туши на бедре. Кот запустил когти в складки ее хлопковых кюлотов. Через минуту она будет выглядеть так, точно ей сделали татуировку степлером.

— Давай я его подержу.

Голос Мэтта Девайна послышался с небес, как чудесное знамение. Несмотря на то, что они приехали сюда вместе, Мэтт куда-то исчез сразу после прибытия. Темпл предполагала, что он собирался поговорить с отцом Фернандесом.

Мария Молина смотрела на незнакомого ей Мэтта во все глаза — не потому, что он был красив, как кинозвезда, и не потому, что он был светлейшим блондином, а она — темнейшей брюнеткой. Мария была еще слишком мала, чтобы замечать такие вещи. Она смотрела на него потому, — подумала Темпл с неожиданной симпатией к девочке, — что Мэтт был достаточно взрослым, чтобы быть ее отцом. Ее никогда не существовавшим отцом.

С некоторым неудовольствием Темпл отметила, что мать уставилась на Мэтта точно так же, как и дочь, а, меж тем, лейтенант Кармен Молина уж никак не была маленькой девочкой, и могла бы сообразить, что ей-то он в отцы не годится!

Отец Фернандес бормотал и взмахивал рукой, Луи беспомощно извивался в крепких руках эксперта по боевым искусствам, прижав уши и распушив хвост, как будто его подвергали не благословению, а проклятию.

Интересно, что было бы, если бы животные могли говорить?

Но даже Полуночник Луи этого не умел.

Мэтт вернул его в переноску без дальнейших проблем, если не считать злобного прощального воя, затем отпер переноску поменьше, нежно-голубого цвета, и достал оттуда маленькую копию Луи.

— Полуночник Луи-младший? — пошутил отец Фернандес.

— Полуночница Луиза, — поправила Темпл. Она всегда успевала вмешаться со своими пятью копейками. Каждый должен носить такое имя, которое ему подходит.

— В приюте для животных ей дали кличку Икорка, — Мэтт погладил пушистую нежную шерстку кошечки.

— Добро пожаловать, Икорка, — сказал отец Фернандес с торжественностью первосвященника и продолжил словами латинской литании, которой он благословлял остальных животных.

Сестра Стефания склонилась к уху Темпл:

— Отец Фернандес должен был говорить по-английски или по-испански, но он так старомоден!.. Говорит, что древняя латынь успокаивает животных.

Темпл она тоже успокаивала. Она всегда любила длинные латинские названия лекарственных трав и медицинских препаратов. Латынь отца Фернандеса звучала в жарком воздухе полудня, точно ленивое гудение ученых пчел. Позади него циклопический глаз камеры смотрел на кошечку и людей, сгрудившихся вокруг нее.

Затем группа распалась. Мэтт вернулся к переноске, чтобы посадить в нее Икорку. Отец Фернандес со своими служками направил стопы к испанской старухе с ее петухом. Телевизионная камера двигалась за ним, как привязанная, объектив плыл над покрытым белым кружевом плечом священника.

— Нам пора возвращаться домой, Мария, — сказала Молина деловито. Она отнесла тяжелую клетку на стол общества защиты животных, вручила одного из котят дочери, а сама взяла второго.

Полосатики. Кто бы мог подумать, что Молина остановит свой выбор на животных, повторяющих окраской одежду заключенных!..

— Возраст гадкого утенка, — сказала сестра Стефания на ухо Темпл. — Когда я вижу этих деток, мне так хочется снова стать учительницей… Но я слишком стара.

— Вы не слишком стары, — ответила Темпл машинально, наблюдая, как Мэтт Девайн поравнялся с Молиной и ее дочерью. Он погладил котят, улыбнулся Марии и начал беседовать с лейтенантом.