— Капец Котёнку, — пробормотал Чага.

Мне почудилось, что Боря Корчагин после моих объяснений повеселел. Чага ухмыльнулся — опустил лицо, будто спрятал ухмылку. А вот радости на лице Сергея Рокотова я не заметил (как и печали). Они лишь задумчиво повертел в руке стакан, полюбовался на его грани. Изабелла Корж выпрямила спину, задумчиво покусывала губу. Она смотрела на стену чуть выше моей головы. Бурый устало вздохнул, постучал пальцами по столешнице, словно выбивал ритм барабанными палочками. Я усомнился, что он обдумывал мои слова. Веник посмотрел на своих приятелей, хмыкнул. Он извлёк из сумки непочатую бутылку портвейна — разлил её содержимое по четырём стаканам. Парни снова опустошили тару — без тоста.

— А какие у тебя планы до ноября? — спросил Сергей.

Он опять прицелился в меня стаканом.

Я пожал плечами и ответил:

— Никаких.

— Ты петь будешь? — спросил Рокот.

— Буду, — ответил я.

— Ну и прекрасно, — сказал Сергей. — А до ноября ещё полно времени.

С Рокотовым я договорился, что поучаствую и в следующих концертах его ансамбля. Вот только сразу ему заявил, что не хочу петь «в одно лицо». Пояснил, что мне понравилось сегодняшнее выступление в первую очередь тем, что мы с Рокотом надрывали голосовые связки поочерёдно. Заявил, что почти не устал и «здорово развлёкся, а не запарился». Выразил надежду, что так будет и впредь. Сергей хмыкнул. Но согласился с моим утверждением, что петь весь вечер в одиночку — это нелегко. Пообещал, что часть сольной программы оставит за собой. Предложил заранее поделить композиции, чтобы «не путаться» на концертах. Сказал: выделит себе те, с которыми хорошо справится. А композиции для «тренированного голоса» предоставит мне.

Приняли решение — пожали руки.

* * *

Домой я после концерта добирался «аки немецкий шпион»: прятал от прохожих лицо.

Порог квартиры переступил до полуночи.

* * *

А в воскресенье (сразу же после утренней зарядки, водных процедур и завтрака) уселся работать над книгой — на радость маме, которую тревожили мои похождения вне нашей квартиры и вне школы. В честь такого дела родительница даже сбавила громкость телевизора, чтобы не сломать мой настрой (смотрела в гостиной программу «Здоровье»). Я внёс правки во вчерашний текст (не перечитывал его, потому что прекрасно помнил каждое слово своего нового «шедевра»). Завершил ещё вчера детально продуманный диалог персонажей. Разбросал на его фоне описания исторических фактов. Придерживался давно созревшего в голове сюжета — почти не позволял вымышленным персонажам своевольничать. По моему замыслу свобода действий у них была лишь в рамках их собственных взаимоотношений; но не там, где их поступки пересекались с историческими событиями.

В воображаемом мире книги я пребывал до обеда.