Встречаясь с ним на раскопках и бродя среди остатков римского поселения, мы говорили о Роуме.

— Она могла быть…

— Нет. Я знаю. Она умерла.

— Вы думаете, произошел несчастный случай?

— Всего вероятнее. Кому могло понадобиться убивать Роуму.

— Вот это мы и должны выяснить.

У меня потеплело на сердце, когда он сказал «мы», и в порыве благодарности я воскликнула:

— Как вы добры, принимая мои заботы как свои.

Он внезапно засмеялся. Его смех был удивительно заразительным.

— Это вы были очень добры, что позволили мне принять в них участие. Да, эта история оставляет много вопросов. Во-первых, мог ли это быть просто несчастный случай?

— Конечно, такая возможность не исключена. Но где тогда Эдит? И потом должен же остаться хоть какой-то след, хоть какой-то намек на то, что случилось. Представьте. Она была все время здесь… потом раскопки кончились, она стала укладывать вещи. Накануне отъезда вышла из дома и больше не вернулась. Что же могло произойти?

— Она могла пойти купаться в море и утонуть.

— Но ведь тогда остались бы какие-то свидетельства этому. Кроме того, она не очень любила плавать. Да и день был холодный. И опять, где же свидетельства? Они ведь должны быть. Хоть что-то из одежды на берегу.

— Значит, их кто-то уничтожил, — предположил он.

— Зачем?

— Затем, что не хотел, чтобы их обнаружили.

— Но почему… почему? Иногда я начинаю думать, что Роуму убили. Но опять — зачем?

— Может быть, из зависти. Какой-нибудь археолог. Кто-то узнал, что она нашла нечто очень ценное и важное, и захотел, или захотела, присвоить себе это открытие.

— Нет, это слишком надуманно.

— Но ведь существует же такая вещь, как профессиональная зависть. И в археологии тоже.

— О, нет, это маловероятно.

— Однако надо перебрать все возможные варианты. Итак, она вышла из домика и исчезла…

Некоторое время мы хранили молчание, затем я сказала.

— И вот теперь исчезла Эдит.

— Вы имеете в виду ту леди, которая сбежала со своим любовником?

— Таково лишь общее предположение.

Годфри Уилмет напомнил мне Роуму, когда, вдруг остановившись, склонился над расчищенным куском римского тротуара и начал сосредоточенно его осматривать. Затем последовало краткое рассуждение:

— Археология сделала за последние несколько лет большой шаг вперед, — сказал он. — Раньше это было не многим более охоты за сокровищами. Помню, как меня самого впервые охватила лихорадка поиска. Страшно сейчас даже подумать, как небрежно я тогда действовал и какое действительно сокровище мог по незнанию разрушить.

Я рассказала ему о наших родителях, о той атмосфере, в которой мы воспитывались. Все это звучало довольно забавно в моем изложении, и мы часто смеялись.

Вдруг он сказал:

— В этом мозаичном тротуаре есть один повторяющийся мотив орнамента. Любопытно, что в точности он собой представляет. Жаль, что плохо сохранился. Интересно, можно ли его дальше расчистить. Хотя думаю, будь это возможным, ваша сестра с коллегами сделала бы это. Камни, должно быть, первоначально были очень яркого цвета. Почему вы улыбаетесь?

— Вы мне напомнили Роуму. Ваши мысли теперь полностью заняты этими раскопками.

Его лицо озарила открытая милая улыбка.

— Но ведь и здесь может быть ключ к разгадке, — сказал он.