Наружные стены Хэмптон-Корта украшали кардинальские гербы, а также медальоны из терракоты – дар кардиналу от самого Папы. Там была длинная галерея с рядом окон, где кардинал любил прогуливаться в плохую погоду, а также сад, где он сиживал каждый вечер. Дворец насчитывал тысячу комнат, из которых двести восемьдесят предназначались для гостей. Кухонь было две, а в помещении, устроенном между кухнями, восседал сам главный повар, разодетый, точно придворный щеголь, и управляющий подчиненными посредством суровых приказов и царственного взмаха руки, сжимающей деревянную ложку – знак верховной поварской власти.
Все это Блисс объясняла племяннице и двум племянникам, пока карета неспешно катила по запруженной дороге.
– Мама встречалась однажды с кардиналом, – сказала Нисса.
– Знаю. В пору своего расцвета это был человек, которого следовало опасаться. Взбирался он долго и высоко, да вот падение было быстрым.
– Мама всегда говорила, что он был верным слугой королю. Почему же его казнили? – громко спросила Нисса.
– Король разгневался на него, потому что он никак не мог добиться согласия Папы на его развод с принцессой Арагонской. Кардинал знал, что король жаждет жениться на Анне Болейн, но кардиналу она совсем не нравилась! Он хотел, чтобы Генрих взял в жены принцессу Рене из Франции. Вполне возможно, что король, поменяв принцессу Арагонскую на французскую принцессу, получил бы наследника мужского пола. Уолси, однако, не был готов менять королеву на девчонку Тома Болейна.
Врагов у кардинала было немало – как всегда у сильных и влиятельных людей, – и они видели, что между королем и кардиналом разлад, чем и решили воспользоваться. Уолси отличался некоторыми экстравагантными привычками, которые вдруг сделались предметом громких обсуждений. Среди придворных ходили довольно неприличные стишки. И тогда король задумался – кто на самом деле заправляет в его королевстве – он сам или кардинал Уолси? Король очень не любит быть в чьей-то тени.
– Я знаю этот стишок! – взволнованно воскликнула Нисса.
– Автору стихов пришлось прятаться в Вестминстере, – заметил граф Марвуд. – Король очень рассердился, особенно после того, как один монах-францисканец, гостивший при дворе, увидел великолепие двора Уолси и спросил: «Неужели в Англии нет короля?» Я слышал это собственными ушами, как и те, кто поспешил донести лично королю. Бедняга Уолси! Тщеславие короля было жестоко уязвлено. Он призвал кардинала к себе и потребовал объяснений – почему тот выстроил себе столь великолепный дворец в Хэмптон-Корте? Надо отдать Уолси должное, он быстро отыскал достойный ответ – «чтобы подданный мог преподнести властелину достойный его дар». И затем передал дворец королю со всей обстановкой, до последней вилки или ложки.
– Точнее сказать, до последней вилки, ложки, ковра и гобелена, – рассмеялась Блисс и пустилась в объяснения: – Кардинал просто с ума сходил по гобеленам. Как-то выдался год, когда он заказал их в количестве ста тридцати двух штук. А что до ковров, так у него были ковры на все случаи жизни. Коврики для ног, для столов и окон. Однажды из Венеции прибыл корабль с грузом – только ковров там было шестьдесят штук, и все предназначались исключительно Уолси. Как же он любил красивые вещи!
– Мама говорила, что его собирались судить по обвинению в измене, – сказала Нисса. – Кому же он изменил?
– Никому, – ответила Блисс. – Только, дитя мое, никому об этом не говори. Просто Уолси нажил слишком много врагов. Когда он впал в немилость, его отправили в Йорк, где он стал архиепископом. Вел бы он скромный и набожный образ жизни, то избежал бы клеветы, да только не такой он был человек. |