Я несколько раз глубоко вздохнул и с карабином наперевес осторожно двинулся вдоль стены.
Обойти надстройку, присесть за углом, дождаться Вербовски, а потом… Потом придется стрелять. В бескровный захват я не верил — не та ситуация. Да и жалости к людям, расстреливающим меня и моих товарищей, не испытывал.
Бетонная плита под ногами вздрогнула. Раздался гулкий взрыв. Я застыл, пытаясь сообразить, в чем дело.
Граната.
Игорь с напарником пошли на штурм квартиры. Отпущенная нам минута истекла чуть раньше, чем хотелось.
Пулемет замолчал, за углом надстройки раздался невнятный возглас. Я метнулся вперед, стремясь занять выгодную для стрельбы позицию, и столкнулся с идущим навстречу бандитом. Рефлекторно отшатнувшись, судорожно нажал на спуск. Карабин рявкнул.
Стреляя в упор, трудно промахнуться. Нужно либо фантастическое невезение, либо хорошо подготовленный противник.
Я столкнулся со вторым.
Моей едва заметной заминки хватило, чтобы он ударил по направленному в живот стволу.
Пуля, прорвав кожаную куртку, ушла в кирпич стены, выбив крошку. Выстрелить повторно я не успел. В мой живот погрузился похожий на молот кулак. Я врезался в стену, безуспешно силясь вдохнуть, и тут же получил правый боковой в челюсть. В последний миг мне удалось отдернуть голову. Кулак скользнул по щеке, а последовавший прямой вышел не столь четким, иначе я бы просто отключился.
Но хватило и его.
Карабин сделался скользким, как рыба. Мир перед глазами поплыл, ноги стали ватными. Я опустился на бетонную плиту и тут же получил болезненный удар ногой по ребрам. Упал на спину, с запозданием сообразив, что остался без оружия. Попытался вслепую нащупать карабин…
Стоящий надо мной мужчина словно в замедленной съемке вытащил из-за спины пистолет. И, несмотря на вязкую предрассветную дымку, я неожиданно отчетливо увидел его лицо. Все та же неопрятная борода, тот же жесткий, безумный взгляд.
Губы Михалыча искривила усмешка, он меня тоже узнал. На секунду замерший пистолет снова заскользил вверх, целя в лоб.
Вот она — смерть.
Я оперся правой рукой о стену надстройки. У меня оставался последний шанс. Сейчас он начнет давить на спуск, я дернусь влево, и если повезет…
Мир замер. Застыл. Стал черно-белым. Контрастным. Чересчур резким.
Я уже лежал на этой крыше. Я видел Михалыча с пистолетом. Я дергался, пытаясь опередить пулю, и она взрывала мое сердце. Все это было. Отчетливо и ярко. Не здесь. На ТЭЦ. Когда я стоял в круге чистого безупречного сияния. В шаге от столба света. Я уже видел свою смерть и по странной прихоти судьбы получил шанс действовать иначе…
Мгновение озарения прошло. Я дернулся. Но не вбок, а вперед, и пнул Михалыча по коленке. Хлопнул выстрел, ногу пронзила дикая боль. Михалыч, на секунду потерявший равновесие, отступил на шаг, оскалился и снова поднял пистолет.
Простучала короткая очередь — Вербовски всегда экономил патроны. Выпущенные в упор пули ударили крановщика в грудь. Злой, сумасшедший взгляд в один миг стал пустым и бессмысленным. Михалыч привалился к кирпичной стене и сполз на бетон, уткнувшись лицом в грязный рубероид. А Вербовски уже снова стрелял — не в него — туда, где находилось гнездо пулеметчика.
Я с трудом сел. Трясущимися руками расстегнул подсумок. Попытался разорвать упаковку бинта, но она выскользнула из рук столь же ловко, как карабин.
Вербовски грузно спрыгнул с надстройки.
— Коля, ты живой?
— Живой. — Я пытался говорить громко, но с губ сорвался только невнятный сип. — Живой.
— Дай посмотреть. — Эдик достал нож, разрезал штанину. — Навылет. Сейчас.
Он вытащил резиновый жгут, перетянул ногу, вскрыл пакет просроченного стрептоцида и засыпал рану ровной желтоватой дорожкой. Лучше чем ничего.
Сзади послышались шаги.
— Живой? — Игорь присел рядом. |