— Да, получается, что пятый.

Засыпкина еще раз окинула взглядом Борисихина — на нем не было ни одной зеленой вещи. И обыск в его доме ничего не дал. Обыск у младшего Жигунова тоже оказался безрезультатным. И у хромого не нашли ничего, что хоть как-то относилось бы к событиям той ночи.

Весь день десятого марта обсуждался вопрос о пятом человеке в доме Жигунова. Был ли он, или же это выдумка, предназначенная для того, чтобы направить следствие по ложному пути? Но с каждым часом, с каждым новым допросом следователи убеждались в том, что пятый все-таки был. Разные люди подтверждали это, называли одинаковые приметы.

Поиски были столь насыщены, охватывали такое количество людей, что каждый час вносил все новые и новые детали. Семь следователей непрерывно вели допросы, пытаясь выяснить мельчайшие сведения о погибших, об их приятелях, друзьях, самых, казалось бы, незначительных обстоятельствах их жизни.

Кто-то неуверенно сказал, что несколько дней назад видел Дергачева с каким-то длинным парнем, а на том была меховая темная шапка с белыми пятнышками. И через два часа парень, о котором только-то и было известно, что у него есть рябая шапка, давал показания.

Вскоре установили имя уроженца Кавказа, который заходил к Жигунову с женщиной, и вот уже он дает показания, женщина дает показания, но ничего дельного, полезного для следствия сказать не могут.

Чтобы наглядно представить себе все происходившее, следователи составили временной список всех посетителей дома Жигунова за день. Сейчас, через полгода, его читать не менее интересно, нежели самые захватывающие страницы Кристи. В списке есть какая-то предопределенность, хотя, если взглянуть на дело спокойно, то, конечно же, ничего рокового в нем не найти. Но вот читаешь, как пришел один гость, принес бутылку, пришел второй, тоже подзадержался, за это время первый ушел, появился еще кто-то… А мы-то знаем, не просто со двора человек ушел, от смерти ушел, мы-то знаем, что погибнут все, кто останется в доме после восьми вечера, после восьми из дома уже никто не уйдет.

Вот, потоптавшись во дворе, уходит Михаил Жигунов. Возвращается, что-то говорит, присаживается одетый к столу, ему наливают червивки, и он послушно кладет шапку на колени, но все-таки поднимается, все-таки уходит.

Спит в дальней комнате Борисихина. Не приди муж, ей не проснуться. Но муж приходит. Ему дают от ворот поворот — уходи, дескать, ищи в другом месте. Он не верит, настаивает, врывается в чужой дом, обходит комнату за комнатой и находит наконец свою Зинаиду. Находит в таком виде, что самое естественное — возмутиться, плюнуть и уйти, хлопнув дверью. Но словно какая-то сила дает ему терпение, снисхождение, а может, эта сила — любовь? Унизительное дело — выволакивать жену из чужого дома, невзирая на ее пьяные вопли, вести по улице под взглядами соседей, тащить в сумерках по темному мартовскому снегу. Он оставляет ее у отца, словно чувствуя — из опасной зоны увел.

Заглядывает на огонек кавказец с роскошными бакенбардами и пышнотелым предметом своих воздыханий, но не задерживается, уходит, будто древняя и чуткая интуиция предков хранит его. И красавицу-парикмахершу уводит подальше от дома, от которого уже расходились невидимые круги беды.

Остались те, для которых кончалась предыдущая жизнь. Для четверых вообще кончалась, а для пятого наступала другая, ничего общего с привычной не имеющая. Да, каждый новый час поисков, допросов, обсуждений убеждал — в доме оставалось пять человек. По отдельным словечкам, даже по недомолвкам постепенно вырисовывался облик никому не известного человека, непонятно как и зачем оказавшегося вечером козырного дня в доме Жигунова.

Стоит ли удивляться тому, что люди, для которых словесный портрет является чем-то вроде производственного фактора, выработали свои методы, способы, приемы и с их помощью нужного человека представляют достаточно емко и зримо.