Я все еще трепещу от его взгляда, я все еще дрожу от звука его голоса, представляю его руки на моем теле, а губы на моих губах, и понимаю, что хочу его сама. А значит, еще нужно себя воспитывать, выжигать в себе эту страсть, вытравливать до хладнокровия.
— А о чем вы здесь так мило беседуете?
Каролина уселась напротив меня рядом с Армандом и кокетливо улыбнулась Владимиру. Интересно, своему гинекологу она тоже так улыбается? Да, я знала, что ее гинеколог мужчина, а также знала, сколько абортов она сделала до того, как украла у меня сына. Один на сроке шестнадцать недель. После этого у нее никогда не могло быть детей.
Я с трудом сдерживала себя, чтобы смотреть на нее без злости, без желания выцарапать глаза или выдрать ей волосы. Еще не время. Потом, позже я причиню ей такую же боль, как она причинила мне.
— Ваша эм. ииии…эммм, — нарочно застопорилась, чтобы унизить и показать, что не знает о том, кто я для Владимира.
— Моя невеста. Виолетта — моя невеста и будущая жена, а еще она моя королева.
Если бы я могла, я бы сейчас расцеловала Владимира в обе щеки и, запищав, повисла у него на шее.
— О как. Неужели в женщинах осталась что-то, что еще может вас привлекать и быть для вас неизведанной тайной?
— Что есть тело? Тело — это глина, пластилин, если угодно. Оно ломается, сохнет, стареет и так далее. Кто любит только тело, тот непостоянен. Заведомо ветренен и несерьезен. И даже глуп. Так как и собственное тело придет в убогость. Любят душу, любят то, что скрывается под глиной. А там, — он посмотрел мне в глаза, — там столько тайн, что жизни не хватит их отгадать.
— Да вы поэт.
Альварес оторвался от сотового и посмотрел на Владимира с косой усмешкой.
— Эта женщина из меня делает многорукого и многоликого. Для нее я кто угодно.
— Завидую… после родов всегда будет рука, которая вылепит совершенство. Жаль… у меня такой возможности не было, и я подурнела, потолстела.
Она деланно надула губы, а я стиснула вилку пальцами. Только не в эту тему.
— У вас есть дети? — спросил Владимир. — Если б вы не сказали, то, глядя на вас, я бы предположил, что вы никогда не рожали.
— Вы льстец. — на её лице не дрогнул даже мускул. — Милый, покажи им фото Матео. Покажи им нашего чудесного мальчика.
Альварес тут же изменился в лице. Это произошло в считанные мгновения, он тут же что-то наклацал в сотовом, и его глаза заблестели, загорелись, брови приподнялись. Как будто он увидел чудо и искренне ему восхитился. На какие-то мгновения я узнала в нем Арманда, которого видела всего лишь несколько раз. Каролина отняла у него смартфон.
— Вот наш Мати. Он прекрасен. Он красив, как ангел.
Протянула телефон мне, и я невольно выдрала его из ее рук, жадно вглядываясь в личико малыша, чувствуя, как меня тошнит, как дико бьется мое сердце и как першит в глазах. Это не ее… не ее мальчик. Он мой. Он похож на меня. Я его носила. Я его хотела. Он — моя жизнь.
— Полистайте. Там он со мной, с папой, с бабулей. Невероятный малыш.
Я переворачивала пальцем фотографии и смотрела на ребенка, не могла им надышаться, нажраться, налюбоваться.
— Дыши медленней. Вдыхай носом и выдыхай носом.
Голос Владимира заставил взять себя в руки и быстро протянуть сотовый Каролине.
— Да, — сказать «ваш сын» я не смогла, — ребенок очень красивый. Простите.
Встала из-за стола и быстрым шагом пошла в туалет. Мне нужно было остаться наедине с собой. Нужно было успокоиться, заставить себя дышать ровнее. Распахнула дверь уборной для людей с ограниченными возможностями и закрылась там на ключ. |