Ясное дело, они говорили обо мне! Смеялись надо мной. Но ведь теперь они больше не смеются, правда, Эбби? И я держу пари, теперь ты жалеешь, что не дала мне денег, правда?
– Правда, – прошептала она. – Я очень жалею, Майк.
* * *
Тревога Мэтта повисла в воздухе как нечто осязаемое, а его мысли стали настолько громкими, что Кэсси едва не оглохла, стараясь оградить себя от обрушившейся на нее бури эмоций, хотя и старалась изо всех сил.
– Музыка, – пробормотала она, хмурясь и закрыв глаза. – У меня перед глазами все время всплывает образ музыкальной шкатулки. Я думаю, он ее заводит, но... черт... Черт! Не могу пробиться.
– Мой бог... – в отчаянии прошептал Мэтт.
– Можешь подключиться к Эбби? – тихо спросил Бен.
– Не могу. Она окружила себя стенами, и они слишком высоки.
– Даже сейчас?
– Особенно сейчас. Они строились в течение долгих лет, на протяжении всей жизни, чтобы защитить разум и душу, поэтому в такую минуту, как сейчас, сознание по привычке уходит еще глубже, прячется от опасности... Черт! Если бы я могла как-то обойти эту музыку...
– А вы не пытайтесь ее обойти, – вдруг предложил Бишоп. – Плывите по ней, пусть она сама внесет вас внутрь. Сосредоточьтесь на музыкальной шкатулке.
Кэсси открыла глаза и посмотрела на него, потом опять опустила ресницы, стараясь сосредоточиться.
– Музыка... музыкальная... шкатулка... Я ее вижу. На крышке пара танцоров. Они меняются местами и скользят по кругу...
* * *
Эбби уставилась на музыкальную шкатулку, потому что ей страшно было смотреть на нож, который он держал в руке. Это была одна из тех дешевых безделушек, которые одно время считались прекрасным подарком на день рождения для маленькой девочки – картонная коробка, обклеенная розовой гофрированной бумагой, давно уже выгоревшей и покрытой пятнами. На крышке с внутренней стороны имелось зеркальце, правда треснувшее по меньшей мере в трех местах. А в коробке между двумя съемными дисками, обтянутыми искусственным бархатом, скользили и вращались, кружась, кланяясь и вновь поднимаясь под аккомпанемент дребезжащей мелодии, две кукольные фигурки танцоров.
«Лебединое озеро», – подумала Эбби. – Лебединая песня. Неужели Майк способен провести такую параллель?" Нет, в это она поверить не могла. Должно быть, музыкальная шкатулка что-то значила для него в детстве, но что – этого она никогда не узнает...
– Ну все, хватит разговоров, – объявил Майк, с безумной улыбкой оборачиваясь к ней. В руке он держал нож.
Эбби судорожно вздохнула:
– Музыкальная шкатулка, Майк. Завод опять кончается.
Он бросил на нее взгляд через плечо, затем повернулся и взял шкатулку в руки.
– Этого допускать нельзя, – пробормотал он себе под нос. – Музыка должна звучать все время.
* * *
Кэсси нахмурилась.
– "Музыка должна звучать все время". Он не может позволить музыке смолкнуть. Он хочет, чтобы она постоянно слышала музыку, слушала ее, потому что тогда она... нет, это он меня не впускает, – догадалась Кэсси. – Вот оно что! Он заводит музыку, чтобы меня не впускать. Но теперь я его чувствую. Я слышу, как бьется его сердце...
Бишоп кивнул, а Бен поспешно спросил:
– Кэсси? Ты можешь видеть то же, что и он? Ты можешь понять, где он находится?
Она склонила к плечу голову, словно прислушиваясь, потом уверенно заявила:
– Он все еще в церкви. В старой бойлерной, в подвале. Звуки туда не проникают, и он уверен, что никому в голову не придет искать их там, тем более что от меня он отгородился...
– Церковь в пяти минутах отсюда! – воскликнул Мэтт, не дослушав ее до конца.
Он взвился, словно подброшенный пружиной, и вылетел из кабинета. |