— Бросил молоток на пол, — рассказывает нам Дэвис. — «Еще одна улика против Джорджа», — думал я. Лишняя гарантия.

Дэвис поднимает глаза. Смотрит сначала на Блума, потом на меня и спрашивает:

— Я все разрушил, верно? Мы же никому не мешали, правда? Я хочу сказать: в этом городе белые и черные могут проводить вместе время только в постели. Господи, но мы нашли бы решение, правда?

И внезапно снова начинает рыдать.

Окружной прокурор — на этот раз Скай Баннистер собственной персоной — прибыл в здание полицейского управления через полчаса после того, как отпечатанное на машинке признание было подписано Дэвисом. Блум еще был в управлении. Я тоже. Скай Баннистер был высоченный — наверное, шесть футов четыре дюйма, а может, и все пять, — фигура как у баскетболиста, сутулый, с пшеничного цвета волосами и глазами под цвет своего имени. Прокурор молча прочитал признание Дэвиса. Помолчал. Потом поднял глаза.

— Этому рыбаку нельзя верить, — сказал он. — Если у человека такой нос, значит, стопроцентный пьяница.

— Признание будет иметь законную силу? — спросил Блум.

— Почему же нет? — ответил Баннистер. — Что вас смущает?

— Мы устроили ему ловушку, — ответил Блум.

— Нет, вы оба были на высоте, — возразил Баннистер. Он обратился ко мне: — Не думаете заняться практикой по уголовным делам, мистер Хоуп?

— Скорее всего нет, — ответил я.

— Может, вы и правы, — улыбнулся Баннистер. — Вам пришлось немало потрудиться, чтобы получить это признание. — Он опять повернулся к Блуму. — Доставьте этого человека ко мне так через полчаса. Проведем формальный допрос. Всего хорошего, джентльмены. Вы молодцы.

Мы с Блумом остались одни.

— Итак, — сказал он, — все-таки это был не Харпер, верно? Чудовищем, за которым мы охотились, оказался Дэвис.

— Разве? — возразил я. — Разве не красавица оказалась чудовищем?

— Какая красавица?

— Мишель, — ответил я и отправился в аэропорт встречать свою дочь и Дейл.