Тем временем Югонна снова провел рукой над зеркалом, и изображение в стекле изменилось: в спальне Цинфелина появился некий человек. Озираясь по сторонам, он начал водить кистью по стене, а затем растирать нечто ладонями. Приглядевшись, Гарлот узнал в этом человеке самого Кернива.

Изумленный, граф уставился на своего советника.

— Как вы объясните это?

— Ложь! — взвизгнул Кернив. — Неужели вы поверили этим негодяям? Они — воры и убийцы, и самое мудрое было бы отправить их на виселицу!

— Я уже сказал, что не сделаю этого, не разобравшись во всех хитросплетениях дела, — ответил граф, повышая голос. — Помните свое место, советник! Вы можете лишь давать мне рекомендации — и многие из них действительно были мудры и к месту, — но не имеете никакого права мне приказывать!

— Я настоятельно рекомендую вашему сиятельству казнить этих двух негодяев, — повторил Кернив.

Он закусил губу и отвернулся.

Второй «Кернив» — тот, что в зеркале, — продолжал повторять одни и те же движения, размазывая колдовскую амальгаму по стене в спальне наследника графства.

Собравшиеся, как завороженные, смотрели то на зеркало, то на самого Кернива. Многих поражал контраст между гордым лицом Кернива «во плоти» и вороватым выражением, которое это лицо вдруг обретало в отражении в колдовском зеркале.

И в этот самый миг на краю луга послышался громкий стук копыт, и пронзительный женский голос закричал:

— Это он!

Когда Конан и Цинфелин очутились в заколдованной башне, на винтовой лестнице, их окружила тьма. Киммериец хорошо видел в темноте и уверенно поднимался все выше и выше, а Цинфелин последовал за ним, ориентируясь по звуку шагов своего спутника, и старался не отставать. Призрачные воины остались внизу — они сражались с призрачными моряками.

— Сюда! — крикнул Конан. Он увидел наверху полоску света и устремился к ней.

Киммериец не сомневался в том, что пленница содержится в помещении, где должно быть достаточно светло. Ведь если она будет находиться в полной темноте, то ее отражение останется неразличимым для Цинфелина и будет попросту бесполезно.

Он увидел тяжелую дверь из массивного дерева, окованную железном. Дверь эта закрывалась на простой засов — не было даже замка.

А зачем здесь, в этой башне, какие-то замки? Никто посторонний не мог бы проникнуть сюда.

Конан радостно вскрикнул и устремился к двери. Цинфелин, задыхаясь и хватаясь за раненый бок, побежал за своим товарищем.

— Мы нашли ее! — вскрикнул юный граф.

Внезапно Конан остановился. Цинфелин налетел на него и едва не упал.

— Что с тобой? — спросил юноша. — Мы преодолели столько препятствий, и вдруг перед самой целью ты замираешь… Можно подумать, это ты взволнован предстоящей встречей, а не я…

— Здесь что-то не так, — прошептал Конан. — Я это чувствую. Какая-то ловушка.

— Брось! — возмутился граф. — Какая здесь может быть ловушка? Да будь у меня такая башня, в которую никто чужой не в состоянии войти, не стал бы я устраивать ловушки…

— Нет, подожди. Обидно погибнуть на пороге…

Конан оказался прав. Только сообразительность и стремительность варвара, да еще его привычка доверять своим диким инстинктам спасла ему жизнь. Откуда-то сверху на плечи Конана спрыгнуло огромное лохматое существо. Оно выпустило когти и вцепилось в руки Конана, а зубастой пастью нависло над его шеей.

— Кром! — взревел киммериец. — Цинфелин, сними с меня эту гадину!

Юный граф взмахнул мечом, стараясь нанести удар так, чтобы не повредить своему товарищу.