Пока же харчевни и чайные домики процветают, а про­ституция распространяется. Множатся заведения, рассчитанные на удовлетворение всевозможных страстей человечес­ких. Поэтому, понимая всю безнравственность проститу­ции, бессмысленно порицать ее или пытаться ликвидиро­вать, а следует смело признать существование этого явле­ния и принять меры к улучшению, оздоровлению условий в подобных заведениях. Я говорю об этом потому, что многое испытал на собственной шкуре — воровал, жил с продаж­ной женщиной, предал учителя, продал друга. Все было! И мне знакомы чувства, испытываемые ворами, падшими женщинами, малодушными трусами...

Ниидэ неожиданно запнулся.

— Что это со мной сегодня? — после долгого молчания пробормотал он. — Болтаю всякие глупости.

Нобору непонимающе глядел на него. Вор, предатель, продал друга... Что бы это значило? Неужели Красная Бо­рода испытал все это в действительности? Или же его рассу­ждения абстрактны? И почему вообще он вдруг затеял та­кой разговор? Размышляя над словами Ниидэ, Нобору молча следовал за ним.

4

В тот вечер после ужина Ниидэ пригласил к себе Нобору, взял лежавший на столе сверток и передал ему.

—  Извини, что долго не возвращал, — пробормотал он.

—  Что это? — удивленно спросил Нобору.

—  Твои записи и рисунки.

Нобору вспомнил. То были дневники с описанием болез­ней, вскрытий, методов лечения и составления лекарств, которые он вел в Нагасаки.

—  Я сделал из них кое-какие выписки — не для себя лич­но, а ради лечения больных. Пойми это и не сердись.

Нобору ощутил, как мгновенно взмокли его ладони. Сразу припомнилась сцена, когда Ниидэ потребовал от него дневники, а он сначала решительно отказался, заявив: «Они принадлежат мне». В ту пору он рассчитывал прославиться, ведь в его записях — оригинальные методы диагностики и лечения в области терапии. А он знал врачей, которые об­рели мировую известность благодаря лечению одной лишь глаукомы.

—  Сегодня я тебе говорил, что был вором, — горько усмехнулся Ниидэ. — Должно быть, использование твоих дневников тоже можно отнести к воровству.

—  Простите меня. — Нобору опустил голову. — Тогда я ничего еще не понимал. Теперь мне стыдно за свои слова. Прошу вас, забудьте об этом.

—  И мне стыдно за то, что болтал сегодня с умным ви­дом. — Ниидэ почесал бороду. — Сам себя презираю.

—  Просто вы были очень разгневаны. И ваша злость, которую вы сдерживали в публичном доме, когда над вами издевались два негодяя, выплеснулась наружу.

—  Ошибаешься, я не испытывал зла к этим молодым людям, мне было их жалко.

—  Слишком много таких негодяев развелось среди мо­лодых людей в последние годы. — Ниидэ тяжело вздох­нул. — Одна из причин — указ бакуфу об экономии. Непло­хо, что он запретил стяжательство и излишнюю роскошь, но власти применяли его неразумно.